Русская сила графа Соколова - Валентин Лавров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот и разберись, кто за кем бегает, — осклабил щербатый рот старик. — Опасная нынче охота! — добавил он. — Малец-то, того, не заробеет? Может, у меня переждет?
Володя так и вскинулся:
— Я заробею? Да я!..
Китаев даже засмеялся, наблюдая его обиду.
— Не ерепенься! — миролюбиво положил он руку на Володино плечо. — Влез по пояс — полезай по горло. Не будешь покойник, так будешь полковник.
Решили добраться до лесной сторожки и там заночевать.
Тройку оставили у лесника. Сам он запряг розвальни, и заскрипели они по узкой лесной дороге, засыпанной снегом. Ели выпирали свои лохматые ветви прямо на дорогу, перегораживая ее. Приходилось то и дело защищать лицо руками или, увертываясь от игл, утыкаться в медвежий полог.
Отмерив двенадцать верст, охотники оказались у лесной сторожки. Здесь они выспались, а ранним утром, перекусив мясом и хлебом, выпив по кружке крепкого душистого чая, отправились в чащобу. Разнатовский дал Володе свой штуцер, из которого тому и прежде приходилось стрелять, но только в цель — для тренировки и чтобы освоить оружие.
Надели широкие, казавшиеся неудобными тяжелые лыжи. Бывалый лесник шел первым, безошибочно находя под наметенным снегом старую, крепко наезженную лыжню.
Вдруг он остановился и молча, словно медведь мог услышать, показал рукой куда-то влево от лыжни. У Володи екнуло сердце: он увидал гору бурелома и вокруг нее хорошо утоптанный снег. Хотя вчерашняя метель местами нанесла свежие сугробы, но все же место для охоты было в полном порядке.
Сняли лыжи и еще разок дружно потоптали снег на месте будущего сражения.
Володя оглянулся. Лесник своим вывернутым белком глядел в патронташ, отбирая меченые патроны. У дяди, загонявшего в ружье патрон, малость тряслись руки, он явно переживал грядущие события. Китаев, как всегда, с каменным лицом стоял у сосны, прислонившись к ней плечом.
— Стань сюда! — коротко скомандовал лесник, которого Володя сразу же, после его шуток, сильно невзлюбил. Теперь, неохотно подчиняясь его требованиям, нарочито медленно, вразвалку, занял свое место близ толстой сосны, как раз шагах в восьми от торчавшего корня поваленной ели.
Это и было страшное место — берлога. Там, пока еще не разбуженный, мирно спал медведь. За спиной Володи, видать для его безопасности, расположился Китаев. За широкий кожаный пояс, который старый моряк уже много лет надевал всякий раз, когда шел на охоту, он приладил длинный, до бритвенного состояния заточенный нож. В руках Китаев держал рогатину, которая по сравнению с его гигантской фигурой казалась игрушечной.
— Ну, начинаем? — Китаев вопросительно посмотрел на Разнатовского.
Тот перекрестился и кивнул:
— С Богом!
Руки его заметно дрожали.
Лесник истово, уже не по привычке, а со всей серьезностью отношения к делу, к которому готовился, перекрестился. За ним осенили себя крестным знамением и все остальные участники опасного предприятия.
Лесник взял в правую руку стоявший возле маленькой елочки длинный шест, влез на кучу бурелома и воткнул его под коренья вывороченной вековой ели. Несколько раз он как-то ожесточенно двинул шестом вверх-вниз.
У Володи зашлось дыхание. И все же любопытство наблюдательного человека взяло верх: он оглянулся на Китаева. Как он там, неужели и сейчас может на своем лице сохранять железную маску спокойствия?
Но то, что увидал Володя, поразило его больше, чем если бы сейчас из берлоги вылез не матерый медведище, а Шамаханская царица. Китаев, даже не глядя на страшное место действия, с интересом наблюдал красавицу белочку, живо лущившую над его головой еловую шишку и сыпавшую вниз, в лицо, мелкую шелуху.
Но вот щелкнули взводы курков.
— Не плошай, целься в лопатку! — громко сказал, обращаясь к Володе, Разнатовский. — Не горячись, этот медведь твой!
Теперь, в минуту опасности, дядя был спокоен и улыбчив. Китаев не сказал ничего, только встал еще ближе к Володе. Между тем лесник энергично продолжал свое дело, тыча шестом в берлогу.
В этот момент под снегом раздалось могучее глухое рычание, сонное, почти миролюбивое. Лесник, как артист цирка, уперевшись шестом в снег, оттолкнувшись от дерева, перелетел к охотникам.
Из-под снега, приподымая сухие еловые ветви, зацепив корень ели и шатнув ее ствол, лежавший на земле, почти до середины своего гигантского роста показался медведь.
Володя, обещавший себе, что в эту минуту он обязательно окинет любопытным взглядом всех тех, кто был с ним, чтобы запомнить их позы и мужественное выражение лиц, уже не соображая ничего, кроме единственного дела, которое заключалось в том, что надо стрелять, стрелять в это чудовище, выползшее из страшных лесных недр, нажал оба курка.
Одновременно с громом выстрела раздался и страшный рев. Молодой охотник беспомощно привалился к сосне. Он почти ничего не сознавал из происходившего, а застлавший воздух пороховой дым мешал ему разглядеть главное: что с медведем?
Первым обнял его Китаев:
— Браво, молодец! Уложил наповал!
И он тут же спрыгнул в яму, где истекал кровью медведь. Ни медведя, ни Китаева Володя не видел. Только из берлоги подымался легкий пар.
Разбросали снег, на помощь Китаеву пришел лесник. Они вдвоем пытались поднять громадную тушу зверя.
— Да помогите! — крикнул лесник срывающимся голосом.
Володя спрыгнул в глубокую яму, подставил под тушу не по-детски сильное плечо…
Когда медведя подняли, Володю бросились поздравлять за меткую стрельбу: обе пули попали точно в сердце.
— Ха-рош! — протянул довольный воспитанником Китаев. — Шестнадцать пудиков потянет! — точно предсказал он. — Вот ты какой, Вовка…
Юный Гиляровский, у которого главным трофеем до этого числился матерый волк, убитый прошлым летом, был на седьмом небе от счастья. Теперь даже старый лесник казался ему добрым и славным.
Целую неделю Володю все поздравляли, как настоящего героя. О подвиге Гиляровского узнали и в гимназии, куда после рождественских каникул он вернулся. На него указывали как на замечательную личность:
— Медведя убил!
А преподаватель истории и географии Соболев уважительно похлопал Володю по плечу:
— Ты настоящим геркулесом стал. Всех учителей перерос. Надо же, медведя уложил… Богатырь!
Помолчав, Соболев добавил:
— Ты знаешь кто? Ушкуйник! Никитушка Ломов!
Гиляровский понимал, что ушкуйник — значит разбойник, но кто такой Никитушка Ломов — юному охотнику это было неизвестно. Об этом Володя тут же спросил учителя: