Сто сорок писем Василия Белова - Анатолий Николаевич Грешневиков

указом, который поддерживал многодетных. Да, Сталин-то знал, что ему делать, куда ступать левой ногой, куда правой. Колебаний, шатаний у него не было.

Все! До свидания. Весна идет!

В. Белов.

Дата получения письма – 22 марта 2006 года. Оно написано от руки и впервые карандашом. С трудом разобрал предложения, потому что стержень у карандаша оказался нетвердым, блеклые слова терялись на белом листе бумаги.

Наконец-то мои уговоры и увещевания подействовали на редактора Ольгу Ярикову, и она соизволила ответить Белову. Обида у него на нее не прошла. Зато после он уже не настаивал на переиздании повести о Гаврилине в «Молодой гвардии».

После того как я передал привет Олегу Отрошко от Белова, тот подарил ему свой новый альбом живописи.

Размышления Василия Ивановича о многодетных семьях, о своей матери Анфисе Ивановне, воспитавшей пятерых детей, связано было с обсуждением в Госдуме законопроекта о поддержке многодетных семей. Мой коллега Сергей Бабурин как раз выступал по этой теме на конференции.

Письмо сто восьмое

Дорогой Анатолий Николаевич!

Здравствуйте. Почему-то ты мне не пишешь, какое ощущение у тебя от моих сербских переводов? Вот, слава Богу, я наконец получил письмо от Ольги Ивановны Яриковой. Сообщаю тебе ее подлинный домашний адрес. Где она теперь работает, мне неизвестно. Из ЖЗЛушла. И я рад, что все так разрешилось. Адрес ее: Москва, Филевский бульвар, д. 59, кв. 6. Может, и тебе пригодится. Я с ней больше не хочу иметь дело.

Извини, передай привет Гале, сыновьям и внуку. Я завидую тебе, так как моя Анна Васильевна до сих пор ни в кого не влюбилась, а без любви ей замуж не хочется. Увы. А ей уже, ого, на третий десяток. Ну, Господь с ней, пусть делает как хочет! Может, все у нее и получится.

Тобой восхищаюсь. Но очерк в «Свете» еще не читал, экономлю. Сообщи, как реагировал Бабурин на смерть Милошевича и что будет дальше с многострадальной Сербией. Все! Писать кончаю.

Будь здоров, не болей. Напиши книгу о Мышкине.

Некто Лукин обещает мне медицинскую помощь. Жду. Но вот наконец начал таять снег, весна свое берет. Акварель с сосной обещаю сделать, хотя в моем краю большие сосны давно вырублены. Маленькие сосны будут акварелью изображены, когда поеду в Тимониху.

А вот акварель на мою старую избу. Она, изба, никак не может догнить. Вот как мужики строили избы! Не чета нынешним избам! Не чета…

До свидания. В. Белов.

Начало апреля 2006 г.

Не оставляй меня, Толя, один на один с этими демократами, которые стреляют друг в друга из пистолетов «ТТ».

Еще раз желаю тебе всего самого наилучшего! Белов.

Дата отправки письма из Вологды – 1 апреля 2006 года.

В 2000-х годах журнал «Природа и Человек. Свет» часто публиковал мои очерки. Всякий раз, когда я имел свободные экземпляры, я посылал Василию Ивановичу. Он их ждал, читал… В февральском выпуске журнала у меня вышел там очерк «Фикус, солдатские письма и Никола Чудотворец», а в мартовском – очерк «Краевед из села Ильинское». Оба материала были отосланы каждый в свой месяц. Потому на рабочем столе Белова лежал мартовский журнал.

Судьба героя очерка «Краевед из села Ильинское» Александра Рубцова давно волновала меня. По характеру энергичный и жизнерадостный, он чем-то напоминал сибирского подвижника, ведущего телепередачи «Играй, гармонь!» Геннадия Заволокина. Сидеть дома без дела не любил… Ходил с гармошкой по деревням и устраивал посиделки, записывал местные наигрыши, песни, былины, частушки, поговорки. Про редкие фольклорные находки писал мне в экологический сборник «Любитель природы».

В округе Александр знал историю каждой деревни – эту сжигали когда-то татаро-монголы, здесь веселее и задорнее всего устраивали масленичную неделю, а тут жили лучшие косцы… Порой идем мы с Рубцовым по деревням, а он показывает на каждый бревенчатый дом и рассказывает о нем и о плотниках, что его ставили, целую историю. А сколько он знал, благодаря своей наблюдательности и любви к истории малой родины, деревенских обычаев и традиций!

Уму непостижимо. Они-то больше всего и интересовали Белова.

Одну историю с необычным праздником, жившим только в деревне Ходинцы и приведенным в очерке, повторю снова:

«… -А хочешь, я расскажу тебе, как у нас в округе проводилась навозница, суровозница? – неожиданно спрашивает Рубцов.

– Что это такое «навозница»?! – пожимаю я плечами, но соглашаюсь послушать.

– В деревне Ходинцы я записал такую частушку: «У милашки сенокос, у меня навозница, знать, подзапоздал с вывозом навоза». Понял?! Навоз сваживали сначала с одних дворов, потом с других. С последней телегой никто не хотел ехать. Того, кто ехал на последней телеге, – рядили. Постелят ненужную тряпку, пальто на навоз и с песней едут, кричат: «Килена поехала!». И так в каждом дворе последнюю телегу называли «килена». А когда весь навоз развезут по полям, тогда и праздник?!».

Василий Иванович после прочтения очерка веселым голосом произнес:

– Видишь, Толя, русский крестьянин даже на вывозке навоза устраивал ряженый праздник! Тяжел труд, непривлекателен, а все-таки мужик любил жить с радостью!

Смерть последнего югославского президента Милошевича прибавила душевных болезней Белову. Во время войны, когда натовцы расчленяли сербское государство, мы встречались с Милошевичем и подолгу беседовали… Василий Иванович дарил ему книги, внушал уверенность, что правда за сербами, значит, и победа будет за ними. Но и Белов, и Бабурин, и я тогда не ведали, какие семена предательства посеют американцы на славянской земле, раздираемой и провоцируемой противоречиями. Вначале американцы разложили сербское руководство, затравленный Слободан Милошевич не поддержал военных, остановил успешную освободительную борьбу своей армии, а затем народ сдал Милошевича и тот оказался в Гаагской тюрьме. Там его враги славянства и православия и убили.

Мы летали проститься с Милошевичем… Только побывали с Сергеем Глотовым в его родовом поместье не в день похорон, а спустя неделю. Мы ехали по перелескам, полям, лугам, деревушкам и чувствовали, какую трагедию устроили американцы со своими западными саттелитами на благословенной сербской земле. Душа переживала и плакала, но Белову я о том не сказал.

Акварель «Старая изба» выслана была не этим письмом, а второй бандеролью в тот же день.

Письмо сто девятое

Толя. Как тебе моя акварель «Старая изба»?

Дата на бандероли та же, что и на письме, в котором шла речь об акварели со старой избой, которая «не может догнить», – 1 апреля 2006 года.

Такие высокие и статные дома я встречал только на Вологодчине. Еще и просторные, крепкие, светлые. У