"Абрамсы" в Химках. Книга третья. Гнев терпеливого человека - Сергей Анисимов

– Будет нам щас… курорт… – неодобрительно возразил тот же санинструктор, и он вынужден был кивнуть. Что дядька имел в виду, Николай отлично знал.

– Во, пошли.

– Так ведь артиллерия же?

– И что? Мы видим разве, куда они? Там знают, что делать, товарищ лейтенант. Не первый раз. Мы ж от самой Оби вот так идем и ни разу еще не обломались. Потери – да, и даже большие, сами увидите. И откатываемся, бывает, когда нам по носу дают. И по второму разу приходится долбить, и по третьему. Но как неделя пройдет, каждый раз выходит, что мы в ту сторону движемся. Вот так вот.

Час спустя они были в крови с ног до головы, голова и желудок болели от тротиловой и пороховой вони, глаза резало от них же, уши остро кололо из-за непрерывного треска в паршивых рациях. И еще болела спина – оттого, что ему и самому пришлось потягать веса, санитаров на все не хватало. А любой человек весит по 80–90 килограммов, потому что с оружием. Меньше, если женщина. Женщин в строю рот было уже почти с пятую часть. Курорт, да. Николай старался не вдумываться почти ни во что: делал свою работу, как мог. Многое получалось весьма паршиво, и старший сержант, который фельдшер-санинструктор, помогал и подсказывал ему беспрекословно. Розыск раненых, оказание первой помощи, вынос до санитарного транспортера, погрузка, транспортировка, выгрузка. И второй раз, и третий, и пятый, и десятый. Этап медицинской эвакуации, вот так он выглядит вживую… Кровь наскоро вытирали с пола одноразовыми пеленками, но пахло ею оглушительно. В бронированную медицинскую машину помещалось четверо лежачих, либо двое лежачих и четверо сидячих. Часть ходок была с неполной загрузкой, потому что случались такие раненые, которых требовалось доставить к Карпову как можно быстрее, а кто там остался лежать в дыму, было еще неизвестно. И наверняка имелись те, кто выбирался самостоятельно и кто был ранен и оставался в строю: да, такие есть всегда. Но они одни вывезли на «Бережном» почти 40 человек, и по приблизительному подсчету Николая это означало, что батальон потерял ранеными человек 60. Он боялся думать о том, что это значит. Его учили, какое бывает соотношение убитых к раненым, если не применяется оружие массового поражения, – но цифра получалась слишком уж страшная, и он старался в нее не верить. Потом ему подсказали, что минимум треть вывезенных ими была из братского 2-го батальона, а сколько-то вообще были врагами, и на душе стало чуточку легче.

На десятке квадратных километров чадили сотни костров, которые они методично проверяли один за другим. Остатки разбитых вдребезги строений, остатки бронированных боевых машин и артиллерийских орудий, застигнутых на позиции или на марше чужим огнем. Останки людей, попавших под веер осколков артиллерийских снарядов и минометных мин, разодранных пулеметными и автоматными очередями, обожженных до такой степени, что в них было уже не опознать мужчин и женщин. Он старался не думать о том, что каждую минуту может увидеть лица своих друзей. Все это и называлось «победа». Бригада выполнила поставленную задачу.

– Все, что ли?

Санитар, имя которого он забыл, держал дымящуюся сигарету в трясущихся пальцах. Николай уже давно забыл, как пахнет табачный дым, но еще помнил, зачем людям курить.

– Думаю, все. Сколько?

– Везли 38, довезли 36, товарищ лейтенант. Это включая Серого.

– Кого?

– Серого. Сергея. Вы не видели разве?

Николай огляделся еще раз: да, одного из его людей не хватало. Он не помнил его лицо – все сливалось. В паре километров впереди над деревьями приподнялось не сильно изящное тело транспортного вертолета. Старый «Ми-8» наклонился вперед и заскользил в считаных метрах над кронами, то и дело гроздьями отстреливая тепловые ловушки. Часть потока раненых пустили не на бригаду, а сразу дальше. Сосудистые, проникающие, тяжелые ожоговые.

– Пошли помогать?

Карпов едва обернулся от своего места на вошедших, повел носом под маской. Его медсестра сверкнула глазами, и отчетливо матюгнулась. Николай понял, снял с плеча автомат и аккуратно положил его на землю с краю палатки, где не стоял ни один из колесных столиков. Сверху поставил шлем, с хрустом отодрал липучки бронежилета и уронил его туда же, уже не глядя. Один из санитаров накинул белый халат прямо поверх его куртки, забежал за спину и завязал тесемки. Бросился к столику, вытянул красно-белую стерильную упаковку перчаток.

– Размер руки средний?

– Да. Давайте, кого мне?

– Антоныч!

Старший из санитаров втащил в палатку раненого, усадил. Тот был уже под промедолом: в сознании, но не понимающий ничего. Работая изогнутыми ножницами, санитар ловко срезал одежду, открыв окровавленный бок. Раненый дернулся, и тут же успокоился: вроде бы даже глаза сфокусировались. Работа… Нормально.

Закончили они к часу ночи, уже при освещении. Освещение было не чета тому, что он имел в Кронштадте. Мощный генератор, подающий питание к двум бестеневым лампам и отсосу. На этот Николай сперва искоса вылупился: отсос оказался отечественного производства, он сто лет таких не видел.

– Молодцы.

Голос у медсестры был хриплый, как у алкоголички. Лицо тоже было похоже, как оказалось, когда она сняла маску.

– Оба молодцы, лейтенанты. Можете. С почином.

– Спасибо…

У Карпова голос вышел ровно таким же. И у Николая: он тоже был не рыжий. Во рту будто кошки коллективно срали, в животе царапало и крутило. Возможно, он по-настоящему траванулся всем этим запахом и дымом, так того было много.

– Отдыхать?

– Да щас… Формы…

Николай вслух хмыкнул, сам удивившись тому, что на это остались силы. У него тоже были формы к заполнению, но вшестеро меньше. Вот плюсы от того, что ты к своим годам не дослужился даже до командира взвода. У кадровых это вызывает смех, но тебя утешают вот такие мелочи.

И вот так это началось. Постепенно он узнал то, из чего состоит настоящая война. Начал ориентироваться в тех звуках, которые доносились до медицинского взвода с поля разворачивающегося впереди боя. Начал понимать, как мало минут нужно для того, чтобы мучительнейшей смертью погибло так много здоровых людей. Чтобы из мимолетной перестрелки, из стычки двух мобильных групп либо мобильной группы и заслона, вдруг одним скачком родился самый настоящий общевойсковой бой. В котором участвуют многие тысячи человек, и по полсотни танков, и десяток артиллерийских и ракетных батарей с каждой стороны. Начал понимать смысл странно звучащей фразы: «Хорошо, что я не танкист». Перестал делать ошибки, которые делал вначале. В том числе главную: оказание раненым помощи собственными руками в те минуты, когда твои люди ждут командирского решения. От которого зависит, как быстро получат ту же самую помощь еще человек десять. Перестал провожать взглядом ползущие высоко в небе самолеты, если они звучали как свои. Начал принимать как должное то, что десяток километров пространства, приходящегося на промежуток между двумя совершенно неизвестными ему поселками означает десятки, а иногда и сотни раненых и сколько-то убитых. Но эти километры совершенно точно стоят того – даже если вероятность быть раненым, искалеченным или убитым самому далеко не равна нулю. Начал осознавать, что так и не понимает в войне ничего.