От глупости и смерти - Харлан Эллисон

Луис обошел машину и открыл дверь позади меня. Я отступил назад, Дженни и Руни выбрались и проскользнули внутрь дома. Луис пялился на ноги Дженни, когда она вылезала из машины. Ножки у нее были аппетитные, тут не поспоришь. Она заметила, что он смотрит, и кокетливо улыбнулась. В ответ Луис медленно провел рукой по своей густой блестящей шевелюре – демон-любовник атакует!

Мы прошли внутрь, студенты за нами. Там уже сидели три парочки. Девчонки все очень красивые и, на мой взгляд, все младше двадцати одного. Это была приемная с двумя диванчиками, огромными дешевыми современными креслами и телевизором, по которому шла идиотская викторина типа «Верю – не верю».

Мы сели и стали ждать. Луис исчез за единственной дверью, ведущей вглубь дома. Я посмотрел на других клиентов – они с усиленным вниманием следили за тем, как два микроцефала на экране борются за приз. На викторину им, конечно, было плевать, просто им было страшно, они не знали, как себя вести, и подозревали, что все остальные – друзья Доктора (слово «доктор» начало принимать зловещий оттенок, хотя богатая обстановка должна была бы наоборот действовать успокаивающе).

Луис вернулся, просунул голову в дверь и поманил нас троих и студентов. Мы пошли за ним и, свернув за угол, очутились в просторной гостиной: вдоль стен диваны и стулья, на полу мурлычет электрообогреватель, телевизор – побольше того, что в другой комнате – настроен на тот же канал.

Здесь сидела еще одна пара. Парень боялся больше, чем девушка, это она его успокаивала.

– Садитись, – велел Луис и вернулся в коридор. Я пошел посмотреть, куда он делся, но коридор заканчивался филенчатой дверью напротив точно такой же, ведущей в приемную. Три двери, уютная комната, тишина. Из-за обогревателя очень жарко, и воздух затхлый; снаружи светило весеннее солнце, но в комнате не было окон – только три настольные лампы, которые пытались убедить нас, что дня и ночи не существует.

Я сел на диван напротив телевизора, Дженни наклонилась ко мне.

– Волнуешься?

– Нет, – ответил я, – не мне ж оперироваться.

Она насупилась и отодвинулась.

Руни снова странно на меня посмотрела.

Мы прождали сорок пять минут; Луис то и дело выскакивал из-за двери и снова исчезал, как переключатель в музыкальном автомате. Я начал слегка беситься от скуки. По телику показали старый сериал «Линейка», только здесь название поменяли на «Бит Сан-Франциско» – интересно, сколько лет Уорнер Андерсон и Том Тилли уже снимаются. Потом начался еще один древний сериал, «Янси Дерринджер», и мне пришлось смотреть, как офицер-северянин, затаивший зло на благородного джентльмена-южанина, организует его безвременную кончину посредством расстрела. Я уже собирался заткнуть уши и высморкать свой мозг через ноздри, но тут вошла медсестра в белом и поманила блондинку. Они скрылись за дверью. Трусишка с побитым видом таращился в телик. «Янси Дерринджер» канул в небытие, и начался какой-то фильм с Томом Нилом (без усов), Эвелин Кейс и Брюсом Бернеттом – что-то про офицерское училище во время Второй мировой. Нудятина страшная, но Эвелин Кейс ничего. Я зевнул, наверно, раз восемьдесят. Луис еще несколько раз изобразил чертика из табакерки, а потом медсестра наконец вернулась.

– Мис…Идем позалста… – Она поманила Дженни.

Дженни нехотя встала, сжимая в руках сумочку с четырьмя сотенными банкнотами. Она слабо улыбнулась нам, а мы улыбнулись в ответ, скорее от скуки и одурения, чем сочувственно. К этому моменту мои сомнения насчет квалификации Доброго Доктора рассеялись: простой мясник таких денег не заработает. Сарафанное радио работает в этих случаях не хуже, чем в сфере легальных услуг. Вскоре после ухода Дженни я встал и выключил обогреватель. Без усов Тому Нилу было лучше.

Изнутри этот кошмар выглядит так.

Кабинет доктора. Современный письменный стол, офисный стул, обычный стул напротив. Радио. Телефон, с которого сняли диск. Совершенно голые стены. Доктор Квинтано – немного за тридцать, привлекательный, сероглазый, бесстрастный.

– Это ваша первая беременность? – отличный английский без малейшего акцента. – Когда была последняя менструация? Как вы себя чувствуете? – Потом он уходит. Она ждет; проходит двадцать минут; доктор возвращается, берет со стола какие-то бумаги, снова уходит. Она ждет; проходит двадцать минут; никто не появляется, до нее не доносится ни звука; она сидит выпрямившись, покрывается липким потом, ей жарко, она устала, у нее болит голова. Возвращается медсестра, она ее спрашивает:

– Вы Нэнси?

Медсестра, не отвечая, показывает жестом: идите наверх. Наверху, у лестницы, ждет другая медсестра и сразу отправляет ее в ванную. Ванная просто чудесная, с медными кранами в виде львов с открытой пастью, дельфинов и чаек. Дальше нужно раздеться, надеть больничную рубашку, завязать тесемки. Затем по коридору в смотровую. Она ложится на стол, над головой лампа, от яркого света болят глаза. Проходит двадцать минут. Возвращается медсестра – смуглая, спокойная, деловитая, молчаливая. За ней входит Квинтано и спрашивает про деньги. Она отдает ему четыре хрустящие банкноты. Он берет деньги и уходит. Снова возвращается, снимает с нее трусики, кладет руку ей на живот.

– У вас слишком напряжены мышцы живота, – говорит он. – Сходите в туалет, помочитесь, расслабьтесь.

Она идет в туалет, возвращается, еще попытка.

– Вам предстоит выскабливание, это очень простая операция, она займет минут десять. Но сначала я должен обследовать вас, не пугайтесь.

Доктор уходит, снова заходит медсестра, приглашает ее в другую комнату. В коридорах пусто, не слышно ни звука. В другой комнате она снова ложится на смотровой стол. Квинтано возвращается, теперь в перчатках. Внутреннее гинекологическое обследование – очень осторожное, очень бережное. Она так и не сняла туфли. Квинтано снова уходит. Медсестра говорит:

– Расслабьтесь, он счас придет.

Проходит тридцать пять минут. Медсестра уходит, возвращается, привязывает ее ноги к подставкам операционного стола полосками белой ткани; пятки упираются в подставки, неудобная поза. Квинтано нависает над столом.

– Я хочу спать во время операции.

– Это зависит от вас.

– Как это?

– Вам нужно дышать ровно и расслабиться.

– Я не смогу расслабиться без наркоза.

– Вам нужна эта операция?

Возникает пауза, долгая, невыносимо длинная пауза, страх, путаные мысли, она колеблется, дрожит, не может решиться: может, бежать? Нет, я должна это сделать!

– Ладно. Давайте.

С неба пикирует черное существо – резиновая маска. Закрывает ей нос и рот. Газ – это страшно, такой сильный запах, если почуешь его на улице, беги, не умирай, не сопротивляйся, ничего не видно, где свет, привет, ничего нет, если закроешь рот, дыши через нос, шум колес, под откос… что-то говорят, не понимаю, всесловаслиплиськакжеле. НАЧИНАЕМ! Его руки в ней, он знает, что я не сплю, первый инструмент,