От глупости и смерти - Харлан Эллисон

что даже самый непреклонный человек в мире должен был почувствовать себя неловко. В мгновение ока к нему присоединился второй мальчишка, затем третий, а потом еще один, совсем малыш, лет пяти не больше, с огромными влажными глазами, как на ужасных стилизованных картинах Маргарет Кин[54]. Все они были вооружены сигарными коробками с мелочью, пачками «Чиклетс» и, возможно, ножами.

Самый маленький вклинился между моим сиденьем и дверцей и отказывался двинуться с места. Я долго упрашивал его, говоря: «Vamanaos»[55], но без толку; в конце концов, я вытащил его и закрыл дверь спиной. Тело малыша напряженно обмякло в моих руках, если так можно выразиться. Он был возмущен и потребовал денег – я так и не понял его туманных объяснений, за что.

В итоге мы все-таки прорвались через них, и это обошлось мне в пятьдесят центов, которые я отдал парнишке, потратившему свою монетку. Было без четверти четыре, так что у нас в запасе оставалось сорок пять минут, и мы решили пройтись. Первые ярдов двести я раздумывал, что лучше: заплатить за одну из девчонок с обочины, которых предлагали горластые сутенеры, или же загнать своих и срубить денег. Впрочем, потрясенные взгляды, которые бросала мне Руни, исключали и то и другое. Дальше пошли магазины, и я решил купить набор барабанов бонго со стальным ободом. Начальная цена составляла тринадцать долларов, когда я вышел из магазина с бонго, мой кошелек полегчал на шесть долларов пятьдесят центов.

Наконец время подошло к половине пятого. Мы вернулись к машине и обнаружили, что с нее сняли противотуманные фары. Я длинно выругался. Дженни промямлила что-то насчет того, что возместит мне убытки, но мне было не до показного геройства, так что я просто запихал их с Руни в машину и вернулся на парковку «Вулворта», где на меня опять налетел старик. Я дал ему доллар и припарковался в заднем ряду. Дженни сказали, что наш провожатый будет на черном «империале» 1962 года; мы нашли его на другом конце парковки, рядом со старым «фордом», в котором сидели парень и девушка. На задворках «Вулворта» ошивались трое скользких на вид типов, расфуфыренных и наглых.

– Надеюсь, что Луис – не один из этих, – прошептала Дженни. Я не ответил: это было вполне возможно.

Мы остановились рядом с «фордом», и я выключил мотор. Парень на переднем сиденье с жаром говорил что-то своей подружке. Подружка была горячей блондинкой, и меня посетило предчувствие, что они здесь по схожим причинам.

– Давайте выйдем, пусть увидят, что мы здесь, – сказал я.

Я вылез из машины, обошел ее кругом и с нарочитой галантностью помог Дженни выйти, как будто она инвалид. Она пристально на меня посмотрела, но я был не в настроении объяснять.

Один из юнцов отделился от группы, помахал своим приятелям и направился к нам.

– Так, банда, понеслись, – тихо сказал я. Парень с блондинкой вышли из «форда». Очень горячая девчонка. Я подумал: «Может, они просто прикрытие на случай неприятностей».

– Поехали, – сказал юнец, подходя к нам. Значит, это и был Луис. На правой щеке у него виднелся примечательный шрам, который он вряд ли получил, скажем, в Гейдельберге[56]. Луис открыл дверцы «империала», я помог Дженни и Руни забраться за заднее сиденье, а сам было полез вперед, но он резко бросил: «Назад».

– Я следом поеду тогда, на своей машине, – сказал я. Луис покачал головой. Я смерил его взглядом; он не произнес ни звука, но на лице у него было написано: «Так что, будем дело делать или нет»? Я сел назад, а блондинка и ее парень – вперед. У парня была с собой книга – «В исправительной колонии» Кафки в замусоленной бумажной обложке и, хотя стопроцентной уверенности у меня не было, я склонялся к тому, что моя первоначальная догадка насчет этой парочки была верной. Почему у студентов автоматически атрофируется осторожность и здравый смысл?

Луис выехал с парковки, резко крутанул руль – видимо, воображая себя Фанхио[57], – рванул к боковому выезду и свернул на какую-то улицу. Он рулил молча, но включил радио, которое тут же оглушило нас воплями и бумканьем от рок-станции в Сан-Диего. То, что эпидемия дурного вкуса поразила не только американцев, несколько обнадеживало.

Ехали мы долго: Луис кружил и петлял по городу, а один раз остановился купить газету у продавца, одиноко стоявшего на пустынном участке дороги. Когда он снова сел в машину и рванул с места, я незаметно оглянулся и увидел, как продавец газет быстро идет к хибарке, притулившейся на обочине. Туда были подведены телефонные провода – значит, это первый постовой, рапортующий о том, что мы проехали. Мы еще немного покатались, и Луис припарковался у магазина спиртного, где также продавали «ИМПОРТНЫЕ ФРАНЦУЗСКИЕ ДУХИ, НАСТОЯЩИЕ»! Луис зашел в магазин и вернулся, когда я медленно досчитал до трехсот восьмидесяти двух. В руках у него был коричневый бумажный пакет, скрученный наверху, и я понял, что мы проехали второй контрольный пункт. Каким-то необъяснимым образом эта остановка убедила Луиса не только в том, что за нами нет слежки, но и в том, что мы именно те, за кого себя выдаем: щепки в бурном море последствий неосторожной любви.

«Империал» снова с ревом рванул по дороге, направляясь к возвышающимся над Тихуаной холмам. Мы проехали мимо Кальенте, я расслабился, а Дженни выглядела еще более напуганной, чем прежде. Луис снова начал петлять, и я вытащил третью пачку сигарет. Наконец, мы свернули на боковую улочку, потом налево через переулок и дальше, параллельно улице, по которой только что проезжали. Луис свернул у богатого на вид дома, окруженного высоким забором из полированного дерева. Через планки забора я смог рассмотреть дом – хата действительно была дорогая. Кто бы там ни жил (не думайте, что было не очевидно, кто именно там живет), с деньгами у него всё было хорошо. Луис притормозил у ворот, дважды резко посигналил, подождал секунду и посигналил снова. Ворота начали подниматься: цепь тянул истощенного вида мексиканский юнец, года на два младше нашего провожатого. Мы проехали, и мелкий рахитик снова опустил ворота. Мы оказались в узком проходе между забором и боковой стеной дома. Проход вел к большому заднему двору, в дальнем конце которого стояли открытые гаражи. С моего места я видел «бентли», «форд-тандерберд» и, кажется, внедорожник «астон-мартин» – все новенькие, чистенькие, отполированные, каждая в своем гараже.

Луис вышел из машины, я открыл дверь со своей стороны. Мне едва хватило места, чтобы вылезти, и я оказался прижатым к стене