Колумбайн - Дейв Каллен

Он надел плащ и, приняв эффектную позу, посмотрел в зеркало. В этом прикиде он войдет в школу в Судный день – это будет нереально круто. Но вид у него получился неуклюжий. «С этой стороны я толстоват», – посетовал он.

Главное заключалось в том, чтобы произвести впечатление на аудиторию, так что огромную роль играли детали. Костюмы, мизансцены, всяческие мелочи, создающие общую атмосферу, звуковое оформление, пиротехника, динамичное развертывание сюжета, интрига, вызывающая у зрителя напряженный интерес, четкий хронометраж всех действий, ирония, предвосхищение будущих событий – все эти кинематографические приемы имели первостепенное значение. А для очевидцев убийцы собирались добавить запахи: запах серы, запах горящей плоти и запах страха.

Дилан попытался принять еще одну эффектную позу, но и на этот раз из этого ничего не вышло. Его первое движение в этой сцене – попытка сдернуть TEC-9 с ремня, на котором он висел, и картинно перебросить в правую руку. Но помешал его плащ. Он сделал еще одну попытку – и снова неудачно. Быстрее, сказал Эрик. Он явно был раздражен. Он-то натренировал каждое движение, доведя до совершенства. Дилан же делал это в первый раз.

Эрик ушел от Дилана около девяти утра без спортивной сумки. Возможно, они с Эриком бодрствовали всю ночь. Том и Сью заметили, что постель Дилана выглядит так, словно он в ней не спал.

Вся суббота прошла под знаком выпускного бала. Дилан вернулся домой в три часа ночи, и Сью встала с кровати, чтобы встретить его. Как все прошло? – спросила она. Дилан показал бутылку шнапса и ответил, что выпил из нее всего чуть-чуть. Остальные пошли завтракать, добавил парень. Он устал. С него довольно.

Большую часть воскресенья он отсыпался.

Утром в понедельник, около девяти, Дилан схватил блокнот на пружине и вывел верхнюю часть огромной единицы. Нижнюю ее часть он нарисовал в самом низу страницы, а посередине оставил большой разрыв, в котором написал: «1. Один день. Один – это начало конца. Ха-ха-ха, спасен, но все еще здесь. Примерно через 26,5 часов начнется Судный день. Это будет трудно, но не невозможно, необходимо, очень напряженно и весело».

Повеселимся, написал он, зная, что умрет. Все отдавало банальностью. И математический анализ так ему в жизни и не пригодился.

Последнее слово написано неразборчиво, но, похоже, это Fickt (немецкое сленговое слово, означающее «Пипец»).

В последние двадцать четыре часа своей жизни Дилан был очень активен. Он нарисовал себя в бронежилете, обвешанного взрывчаткой, заняв весь лист: вид спереди и вид сзади. На одной из последних страниц он вкратце изложил план атаки на школу, передвинутый теперь на вторник. Эта запись кончалась так: «Когда взорвутся первые бомбы, атакуй, получай удовольствие!»

В понедельник вечером Эрик и Дилан отправились ужинать с приятелями в любимый ресторан Эрика. Дилан прихватил с собой несколько купонов, дающих право на скидки, так что они могли сэкономить. Когда он пришел домой, мать спросила, как все прошло. Хорошо, ответил он. Они отлично провели время. И он съел отличный стейк.

Эрик получил от Марка Мейнса последние две коробки патронов и заявил, что завтра, наверное, отправится пострелять. В ту ночь он спал мало, а может быть, и вообще не ложился. В два с небольшим ночи, за три часа до того, как он должен был проснуться и встать, он все еще бодрствовал. Ему надо было добавить кое-что к аудиозаписи мемуаров. И он продиктовал в микрокассетный диктофон, что ему осталось жить менее девяти часов. «Из-за меня погибнут люди. Это будет день, который запомнят навсегда».

Во вторник утром и Эрик, и Дилан встали рано. Том и Сью слышали, как Дилан уходил около четверти шестого. Они решили, что он идет на урок боулинга. При этом они его не видели.

«Пока», – крикнул он.

Затем они услышали, как закрылась дверь.

Эрик оставил микрокассету на кухонном столе. Это была старая кассета, ее использовали уже не раз, и кто-то когда-то написал на ней «Никсон». Потом это название вызывало у экспертов недоумение много лет. Однако оно ровно ничего не значило.

На пятую годовщину трагедии в «Колумбайн» явилось меньше народу, чем ожидалось. Толпы с каждым годом становились все меньше, но в школе думали, что поскольку дата круглая, людей явится больше. Почти все были довольны тем, что эти ожидания не оправдались. Стало быть, люди оставили прошлое позади.

Многие выжившие уже думали о том, сколько еще памятных мероприятий им придется пережить. Теперь оставалось только два: десятая годовщина и открытие мемориала. Наверняка являться на двадцатую годовщину уже не придется.

Каждый год в этот день в школе появлялось множество одних и тех же лиц, но Анна-Мария Хокхальтер впервые явилась только сейчас.

Ей пришлось проделать для этого нелегкий путь.

После самоубийства матери Анна-Мария закончила двенадцатый, последний класс и поступила в муниципальный двухгодичный колледж. Но учиться там ей не нравилось. Она отправилась в Северную Каролину, чтобы пройти курс электростимуляции. Врачи надеялись, что это может помочь девушке снова начать ходить. Но лечение не помогло.

Ажиотаж вокруг «Колумбайн» все не спадал. Через два года после трагедии отец Анны-Марии решил перевезти семью за город, но там они начали изнывать от скуки.

Анна-Мария бросила колледж. Работы у нее не было. Она чувствовала себя глубоко несчастной. Врачи пробовали все новые и новые методы лечения ее позвоночника, но ничего так и не помогло. Какое-то время она предавалась горю, но потом ей это надоело.

Она снова отправилась учиться – поступила в четырехгодичный колледж и стала изучать бизнес. На пожертвованные ей деньги она купила дом и оборудовала его для передвижения в инвалидном кресле. Жизнь начала налаживаться.

«Я могла бы сказать вам, что у меня случилось прозрение, но на самом деле это произошло постепенно», – рассказала она. Перелом наступил, когда она отказалась от мечты снова ходить. «Я наконец смирилась с тем, что останусь прикованной к инвалидному креслу. Когда я это сделала, то смогла оставить прошлое позади и жить дальше. Это решение меня раскрепостило».

Отец снова женился, и Анна-Мария простила мать. Она так долго боролась, а ее душевное расстройство усугубилось. «Мама думала, самоубийство было самым лучшим, что она могла сделать», – сказала Анна-Мария.

Девочка оставила в прошлом и злость на убийц. «Это контрпродуктивно. Если не прощать, невозможно жить дальше».

В пятую годовщину трагедии она вернулась в «Колумбайн», чтобы разделить с другими свою надежду.

Вопреки ожиданиям финансирование мемориала, который планировалось возвести в Клемент-Парке, не заладилось. Поначалу строительство оценивалось в 2,5 миллиона долларов, меньше, чем стоимость возведения новой библиотеки, на которое семьи жертв собрали средства всего за четыре месяца. Казалось, что и деньги на мемориал будут найдены легко.