Колумбайн - Дейв Каллен

Но к тому времени, как в 2000 году семьи жертв начали сбор пожертвований, расположенность публики делать их уже сошла на нет. В 2005 году стоимость проекта урезали на миллион, но все равно собрано было куда меньше оставшейся суммы.

Будучи президентом, Билл Клинтон воспринял бойню в «Колумбайн» как что-то личное. В 2004 году он вернулся в округ Джефферсон, чтобы дать новый толчок сбору средств на мемориал. Он сумел привлечь 300 000 долларов, и это было немало, но к тому времени первоначальный интерес публики уже иссяк.

Прежде чем уйти в отставку, старший специальный агент ФБР Фузильер попросил у главы отделения разрешения предать результаты своего анализа гласности. Босс согласился. Другие эксперты, привлеченные к делу ФБР, также внесли свой вклад – доктор Хаэр, доктор Фрэнк Окберг и несколько других людей, участие которых в расследовании носило неофициальный характер. Обобщенные результаты их работы были опубликованы в пятую годовщину бойни.

Колумнист New York Times Дэвид Брукс посвятил очередную авторскую колонку выводам команды работавших на ФБР экспертов. Том Клиболд прочел ее, и она ему не понравилась. Он послал Бруксу электронное письмо, в котором выразил недовольство. Брукса поразило то, насколько Том до сих пор предан сыну. После обмена несколькими письмами Том и Сью согласились побеседовать с Бруксом о своем мальчике и обсудить трагедию – это стало первым и единственным интервью, которое когда-либо давал средству массовой информации кто-то из родителей убийц.

Оказалось, что они тоже обозлены. Сью поделилась с Бруксом случаем, когда кто-то решил простить ее. «Я прощаю вам то, что вы сделали», – заявил этот человек. Это привело ее в ярость. «Я не сделала ничего такого, за что нуждалась бы в прощении», – сказала она Бруксу.

Но среди чувств, которые испытывали Том и Сью, наибольшее место занимало недоумение. Они были убеждены, что все дело в качках и издевательствах над их сыном в школе, но качки и издевательства – это явления повсеместные, однако лишь очень немногие подростки пытаются из-за этого взорвать школу. Родители Дилана были умными людьми и понимали, что у них недостаточно знаний для объяснения поведения сына. «Я человек, мыслящий в основном количественными категориями», – сказал Том. Он был ученым и бизнесменом. «Мы не имеем специальной подготовки для того, чтобы разбираться в таких вещах», – добавил он.

Они с женой прокручивали случившееся в головах снова и снова; они старались быть объективными и могли положа руку на сердце сказать, что одну причину поведения сына они могут полностью исключить. «Дилан сделал это не потому, что был так воспитан, – заверила Сьюзан. И она, и Том были в этом плане очень категоричны. – Он сделал это вопреки воспитанию».

Они понимали, что общество вынесло совершенно противоположный вердикт – главными виновниками того, что произошло, большинство считало именно их. Когда они встретились с Бруксом, Том показал пачку газетных сообщений, в которых содержались результаты опросов общественного мнения по этому вопросу. 83 % респондентов винили в трагедии «Колумбайн» родителей убийц. За пять лет, что прошли с тех пор, эта цифра практически не изменилась. Клиболды считали, что это осуждение – результат их молчания. И это причиняло им боль.

Общество в целом осуждало их, но не те, кто знал их семью близко. «Большинство людей были к нам добры», – сказал Том.

Он и Сью считали себя ответственными только за одну трагическую ошибку. Дилан жестоко страдал, а они думали, что у него все будет просто отлично. «Он был в отчаянии, – признался Бруксу Том. – А мы поняли это, только когда все уже было кончено». Родители считали, что не они привели Дилана к совершению убийств, но именно они не смогли предотвратить его самоубийство. Они не замечали, что все идет к тому, что сын покончит с собой. «Думаю, перед смертью он ужасно страдал, – сказала Сью. – Я никогда не прощу себя за то, что этого не замечала».

Том и Сью предпочитали говорить о том, что случилось в «Колумбайн», как о самоубийстве. «Они признают, что их сын совершил несколько убийств, но не заостряют на этом внимания», – написал Брукс. Они страстно желали одного – выхода в свет серьезного научного исследования, которое объяснило бы, почему Эрик и Дилан совершили то, что совершили. Однако они только что прочитали опубликованные результаты исследования, проведенного самыми авторитетными экспертами в Северной Америке, и не согласились с ними, посчитав объяснение неправильным. Они сетовали на то, что доктор Фузильер дал оценку личных качеств их сына, не побеседовав с ними. А ведь Фузильер очень хотел с ними поговорить.

По большому счету, родители убийц до сих пор так и остаются для нас тайной. Но Дэвид Брукс провел достаточно времени с Клиболдами, чтобы составить о них вполне определенное мнение, а он показал себя человеком, хорошо разбирающимся в людях. Он закончил свою колонку так: Дилан оставил родителей расхлебывать ужасную кашу. «Я бы сказал, что они расхлебывают ее мужественно и достойно».

Клиболды хотели понять, что именно случилось с сыном, и помочь другим родителям, у которых были такие же проблемы, как и у них. Они опасались обращаться к прессе, но побеседовали с парой детских психологов, поставив тем условие напрямую не цитировать их слова. Они писали книгу о подростковом насилии. Но проблема состояла в том, что к моменту ее публикации авторы так и не получили доступа к наиболее важным данным.

Каждое утро, одеваясь, Патрик Айрленд надевает на правую ступню жесткий пластиковый фиксатор-протез. Потом отвинчивает крышку бутылочки с лекарством от судорожных припадков, которое прописал врач, и принимает положенную дозу. Он хромает при ходьбе. У него острый ум, но иногда он замедляет речь, подбирая слова. Друзья этого не замечают, но сам-то он знает. Его жизнь не похожа на ту, что была прежде.

Патрик редко думает о прошлом. Его нынешняя жизнь отличается от того, как он ее себе представлял. Она лучше. Правда, из-за фиксатора на ступне трудно подбирать обувь. К тому же большой палец на правой ноге загнут внутрь и давит на остальные. А мизинец отогнут наружу – никакая фирма не производит такой широкой обуви. Врачи так и не смогли помочь ему с правой ногой. «Мой отец очень из-за этого зол», – сказал он.

Патрик по-прежнему проводит время со многими из школьных друзей. Они редко говорят о бойне – выжившие свидетельствуют, что и они ведут себя так же. Эта тема уже не вызывает эмоций, а только скуку. Они оставили прошлое позади.

Патрику также надоели интервью, но время от времени он соглашается дать еще одно. Как правило, к расстрелу в библиотеке журналисты стараются подходить осторожно, но Патрик говорит на эту тему без обиняков, описывая ее бесстрастно, словно пересказывая фильм. Когда он давал интервью Опре Уинфри, она пустила в эфир эпизод видеосъемки, в котором парень выпрыгивает из окна.

– Ого! – сказала она. – Вам тяжело смотреть это видео?

– Нет.

– Не тяжело? Ну что ж, хорошо.

На самом деле ему было приятно. Эти кадры вызывали у него чувство удовлетворенности.

Как-то весной 2005 года, утром, Патрик получил на голосовую почту сообщение, которое его озадачило. Это был один старый друг, с которым он уже какое-то время не общался. Он желал ему всего наилучшего «сегодня» и выражал надежду, что у него все в порядке. Хм. Что бы это значило?