На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева

спит за стеной, а ей кажется, что он рядом. Женя потянулась под одеялом, провела руками по телу и тихо, совсем тихо засмеялась. «Какая ты красивая», – смешной он. Женя вспомнила его удивлённое лицо и медленно двигающийся по её телу взгляд, тёплый, ласковый. Смешно. Хэмфри смотрел, раздевая, иной раз было чувство, что он кожу снимал вместе с платьем и видел… Нет, если он был настроен благодушно, то ничего не говорил, но она знала, что малейший недостаток её тела, или то, что он сочтёт недостатком, будет замечено и рано или поздно он со смехом скажет об этом. Может, при ком-то, а чаще – при всех. Скажет так, что все слова будут приличны и нестерпимо обидны. А на её обиду он рассмеётся и бросит кому-нибудь из присутствующих: «В отсутствии чувства юмора есть свой шарм!» – и все рассмеются. Хэмфри любил собирать компанию своих приятелей и их девушек, и тогда часами под выпивку и музыку обсуждали женские и мужские достоинства, а чаще недостатки присутствующих. Могли провести конкурс членов или устроить ещё какую-нибудь гадость. В любом споре Хэмфри побеждал. Он не терпел, чтобы кто-то был лучше, хоть в чём-то, хоть в малости. И в постели он восхищался только собой и заботился только о себе. Она тогда с ужасом и тоской думала: «Неужели все мужчины такие?». И отец… И Эркин… Нет! Женя резко повернулась на другой бок. В Эркине она никогда не сомневалась. А отец… нет, она не может сейчас об этом думать. Надо спать. И что это Хэмфри привязался? Столько лет она и не вспоминала о нём. Надо спать… Завтра с утра на работу. И подработка завтра. Двойная работа – это, конечно, тяжело. Да и не особо нужна ей сейчас подработка. Как бы Эркин ни переживал, но с его деньгами ей стало намного легче. Отказаться?.. Да нет, не стоит. Потерять место легко, а найти намного сложнее. Как-нибудь потянет. И потом… там, ведь в самом деле, подобралась неплохая компания. И если бы Гуго не был так влюблён, то был бы намного приятнее… Надо спать…

Женя свернулась калачиком и по старой детской привычке подсунула угол одеялом под щёку. Вздохнула уже совсем сонно. И всё хорошо. И если бы она только могла кому-то рассказать, как ей хорошо…

Эркин проснулся от голода и ломоты во всём теле. И спросонья никак не мог понять, что его разбудило и где он. Даже показалось, что опять на скотной, только запахи почему-то другие. Но проморгался, протёр кулаками глаза и встал. Нет, всё нормально. Скотная осталась в прошлом. А что тело ломит, так это поправимо. Надо размяться хорошенько, разогреть мышцы, и всё пройдёт.

Он не сразу заметил чашку с чаем на столе. На секунду задумался, решил всё-таки сначала выпить чаю и сел к столу. Холодная горьковатая жидкость приятно прокатывалась по горлу. Он с сожалением поставил слишком быстро опустевшую чашку на стол и встал. Сцепил на затылке руки и потянулся, выгибаясь. Кухня, конечно, не зал в Паласе, обязательно что-нибудь, да заденешь. Шторы Женя, видно, ложась спать, открыла, не мылся же он при открытых окнах, и кухню уже заливал серый предутренний свет.

Эркин не спеша, преодолевая тягучую внутреннюю боль, разминал, растягивал и собирал мышцы, разрабатывал суставы, и боль отступала, уходила. За окном уже шумели птицы.

– Я думала, ты неделю будешь пластом лежать! – тихо засмеялась у него за спиной Женя.

Эркин резко обернулся. И улыбнулся.

– Куда мне столько? – он опустил руки и потряс ими, расслабляя плечи. – Нет, если лежишь, хуже. Суставы задубеют, – стал он объяснять, перемешивая английские и русские слова, – потом долго разрабатывать надо. Одна ночь в самый раз.

Женя подошла к нему, провела ладонью по его шее, плечу. Глаза её стали озорными, и он невольно насторожился.

– Ну-ка, ложись.

– Здесь?

– Да. Я тебя помну немного. Нет, на живот. Пол не холодный?

– Нет, – мотнул он головой, начиная догадываться о её намерениях, и лёг, положив подбородок на руки.

– Ну, держись.

Неумелый массаж был неожиданно и странно приятен. Пальцы Жени мяли, теребили ему мышцы, ощупывали позвонки. Он вытянул руки и уткнулся лбом в приятно прохладные доски пола.

– Ну, как? Легче?

– Ага, – он легко перекатился на спину, улыбнулся ей. – Откуда ты это знаешь?

– Массаж? – она села рядом с ним на пол, положив руку ему на грудь. – Видела в госпитале.

– Да-а? – искренне удивился он. – Там он зачем?

– А ты… – она запнулась.

Эркин легко подхватил невысказанный вопрос.

– Разогревались перед сменой. Чтобы легче было.

Женя провела пальцем по ложбине, разделявшей грудные мышцы. Он полуприкрыл глаза и замер… И получил звонкий шлепок по животу, от которого подскочил и сел, чуть не столкнувшись с Женей лбами.

– Всё в порядке? – преувеличенно заботливо спросила Женя и встала.

Эркин, тихо смеясь, кивнул.

– Тогда вставай и одевайся. Мне скоро Алиску будить.

Он снова кивнул и встал.

– Сейчас я воду принесу. И дрова.

– На сегодня хватит, – Женя окинула взглядом кучку поленьев у плиты. – Меня весь день не будет. А плиту я на Алису не оставлю.

– Понятно.

Вроде, она ещё говорила, а он уже оделся и только громыхнул вёдрами, сбегая по лестнице. А когда он закончил утреннюю работу, Женя уже сделала завтрак и подняла Алису. С утра она как-то меньше опасалась соседей, и завтракали они при открытых шторах.

– Ну как, хорошо вчера кормили? – смеясь одними глазами, Женя подвинула ему тарелку с творогом. – Хлеб бери.

Он улыбнулся было, хотел отшутиться, но повертел ломоть чёрного хлеба и свёл брови.

– Женя, а… такой хлеб… едят только русские?

– Получается так, – засмеялась Женя. – Я очень по нему скучала, когда из дома уехала. И когда после… – она улыбнулась какой-то грустной улыбкой, – после победы русских его стали продавать, я и беру теперь всегда.

– Значит… значит ничего, что все знают, что ты русская? – он напряжённо думал о чём-то своём.

– Я этого никогда и не скрывала, – пожала плечами Женя. И лукаво добавила. – Если спрашивали.

– Понял, – кивнул он.

Алиса ещё ковырялась, а он быстро доел, залпом выпил чашку чая и встал, привычно держась подальше от окон.

– Я побежал.

– Удачи тебе, – пожелала ему вдогонку Женя, но за ним уже закрылась дверь.

Тетрадь девятая

Тяжелая жара придавливала город. Днём пустели улицы, умолкали птицы.

В больничном саду, как и везде, жарко и душно. Но тень давала иллюзию прохлады. И на ленч врачи расположились в саду. Хотя до ближайшего бара менее