На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева

Андрей прислоняет пилу к козлам и берёт топор.

– Возьми в ящике. Я хлеб в неё заворачиваю.

– Пойдёт.

Эркин достал тряпку и убежал к колонке. Открыл воду. Быстро поднырнул под струю, прополоскал рот. Пить нельзя. Намочил и отжал тряпку и бегом обратно, пока не высохла.

– Держи. Иди в сарай, оботрись. Я прикрою.

Андрей взял тугой мокрый комок, оглядел пустынный двор и нырнул в сарай. Эркин перехватил топор, встал так, чтобы загородить собой вход. Всадил топор в чурбак, ударил о землю. Есть. Носком кроссовки подкатил к себе очередной чурбак. В темноте сарая кряхтел и как-то рычал от удовольствия Андрей. Эркин тихо засмеялся.

– Рубашку выжми.

– А то не знаю.

Андрей вышел, застегивая рубашку, довольный, смеющийся. Разложил тряпку на ящике. Пусть сохнет.

– Сходи, рот прополощи.

– Обойдусь. Это ты здорово придумал.

– Хорошее дерево колем. С сосной мы бы хлебнули, – смеется Эркин.

– Точно, в такую жару, да ещё со смолой возиться.

– Готово, закидываем.

– Есть.

– Пошли дальше.

– Смотри, как вымерли…

– Воскресенье, дрыхнут все.

– Ну да. А чего им? В церковь сходили, пожрали и спать. Я в церкви раз работал. Не здесь, а, – Андрей взмахом головы показывает куда-то в сторону. – Забыл, как называется.

– А делал-то чего?

– А то же. Дрова колол.

– В церкви топят? – удивился Эркин.

– Ты был хоть раз в церкви?

– А зачем? Рабу его хозяин – бог. Хозяева, я помню, ездили… Давай рассказывай, чего хотел.

– Ну. Так священник, пока я колол, все стоял и зудел. Что все наши беды оттого, что мы бога забыли.

Эркин тихо смеётся, подправляя пилу.

– Ты не ржи, – притворно сердится Андрей. – Ну, так вот. Что надо быть смиренным…

– Каким?

– Смиренным, чурбан. Тихим, скромным, не нагличать и о деньгах не думать. И работать. Тогда бог о тебе вспомнит…

– И добавит работы, – хохочет уже в голос Эркин. – И чего он к тебе привязался?

– А ему больше не к кому было. И я в армейском тогда был. Ну, рубашке. Он меня, видно, за дезертира принял. И все напирал на то, что убийство грех, но неповиновение грех больше.

– И вот за этим белые в церковь ходят? – отсмеялся Эркин.

– А фиг их знает, за чем. Понимаешь, он балаболил, ну… как заведённый. Я не слушаю, а ему и не надо. Стоит и зудит. Накормил, правда, честно. А так-то, я знаю, они каждое воскресенье в церковь ходят. Слушают.

– Работы там нет. Помнишь, ходили.

– Там свои слуги.

Солнце ещё высоко, но жар его становится мягче. Во дворе появляются люди. Опять высыпают дети, мужчины со стаканами рассаживаются на верандах.

– Забегали. Скоро обедать позовут.

– Ленч хорош был. Посмотрим, как с обедом.

– Посмотрим. Нам сколько, три сарая осталось?

Эркин быстро отступил на шаг, окинул взглядом груды чурбаков и брёвен.

– Два. У последнего много. И этот, третий.

– Видно, перед ним и есть будем.

– Посмотрим. Может, и сейчас.

– По моим часам, – Андрей хлопает себя по животу, – уже пора.

– По моим тоже, – смеется Эркин.

Андрей на секунду застывает с вскинутым над головой топором и насаженным на него чурбаком и, резко опуская вниз, шепчет.

– Уже забегали. На этом сарае идём.

– Давай. Как кончим, сами подойдут.

– Точно.

На этот раз их позвали в другой дом. На такую же пустую прибранную кухню. И опять всего по два. Два стакана с чем-то красным, две тарелки густого фасолевого супа, две тарелки с жареным мясом, картошкой и какой-то зеленью, два стакана, заполненных непонятной бело-розовой массой.

– Вот это да! С ума сойти, как кормят, – восхитился Андрей.

Всё расставлено так, что ошибиться в порядке нельзя.

– Будем жить, – улыбнулся Эркин.

Судя по всему, следовало начать с красного. Чуть подсоленная густая жидкость, на поверхности которой плавали зелёные листочки, что-то напоминала, вкус был приятен, но Эркин не мог вспомнить, что это. Андрей тоже пил как-то неуверенно. Допив, подцепил и отправил в рот прилипший к краю стакана листочек.

– И что это было?

– Пойди и спроси, – Эркин уже подвинул к себе тарелку с супом. – Травить нас не собираются. Чего ещё?

– Это конечно… Суп хороший.

– Угу. И мяса не пожалели.

Андрей все косился на бело-розовую массу с воткнутой в неё ложечкой. Это полагалось на конец обеда, но оторвать от нее взгляда он не мог. Может, поэтому и Эркин взялся за свой стакан так осторожно, будто ждал подвоха. Стакан был холодный, и масса тоже холодная и сладкая. На языке она сразу таяла, холодя рот и горло. После первой же ложки Андрей издал приглушенный стон и дёрнулся, испугав Эркина.

– Ты чего? Припадочный?! Стол перевернёшь.

– С ума сойти… Чтоб мне век свободы не видать… Ты знаешь, что это?

– Ну? – Эркин заинтересованно облизал ложку.

– Это же мороженое!

Эркин поперхнулся. Слышать он слышал, но ни разу не пробовал, даже не видел.

– Лечь не встать, с ума сойти!

– А я про что?

Андрей так выскребал стакан, что Эркин засмеялся.

– А ты его выверни. Наизнанку.

Андрей только поглядел бешено, но тут же улыбнулся.

– Помог бы вывернуть.

Забывшись, они говорили в полный голос.

– Вам понравилось?

Если бы их плетью сейчас вытянули, они бы так не удивились. Но в кухне они теперь были не одни. Когда и как она появилась, они, занятые обедом, не заметили, но в проёме маленькой незамеченной ими раньше двери стояла она, и за её спиной горела сильная лампа, отчего они различали только её силуэт и даже не могли бы с уверенностью сказать: белая она или нет. Андрей вскочил на ноги, но остался у стола, а Эркина отбросило к входной двери. А она, словно не заметив их смятения, продолжала.

– Я рада, что вам так понравилось. Я сама его делала. Вы так работали, что я решила вас угостить чем-то особенным, необычным, – у нее был мелодичный, очень красивый, но какой-то неживой голос.

– Да, мэм, спасибо, мэм, – невнятно пробормотал Андрей, пятясь к Эркину.

Она негромко переливчато засмеялась.

– А пили вы томатный сок. Но… но неужели вы никогда его не пробовали? Удивительно! Вы довольны обедом?

– Да, мэм, мы пойдём, мэм, – тихо сказал Эркин, нашаривая ручку двери.

– Я очень рада, – повторила она и совсем тихо, почти шёпотом сказала: – До свидания.

Эркину наконец удалось открыть дверь, и они выскочили во двор.

Только на третьем бревне Андрей смог высказаться.

– Ну не фига себе!

– Мгм, – не слишком вразумительно ответил Эркин.

– Нет, скажи, как подобралась. Ведь ничего не слышали. Или она там так и сидела с самого начала?

– А я откуда знаю?

– И