Возвращение во Флоренцию - Джудит Леннокс

Мистер Симпсон поблагодарил ее. Потом Льюис проводил его до парадной двери. Фредди на кухне нарезала картошку, сложила ее в кастрюлю и тут вспомнила.

Льюис вошел к ней.

— Письма, — воскликнула она, оборачиваясь к нему. — Ты не забыл рассказать ему о письмах?

— Письма? Какие письма? — Льюис поднял крышку и заглянул в кастрюлю.

— Мои письма. Ты относил их в почтовый ящик, помнишь?

— Не беспокойся, я рассказал этой маленькой надоедливой ищейке все, что ему надо знать. — Он обнял ее за талию и поцеловал сзади в шею. — Я чист перед законом, господин судья. Я хороший парень.

— А ты сказал ему… — Она вдруг замолчала.

— О чем, Фредди?

— Ну, что у мастерской были финансовые трудности.

— Конечно, нет. — С холодным взглядом Льюис отстранился от нее. — Это все только усложнило бы. К тому же бухгалтерские книги сгорели вместе с конторой. Я не вижу смысла в том, чтобы навлекать на нас лишние неприятности.

— Но если они сами узнают… это будет выглядеть подозрительно.

— Значит, надо надеяться, что они не узнают, правильно? — Он открыл дверцу буфета и достал оттуда стакан. — Вот что я скажу тебе, моя дорогая: почему бы нам не съездить куда-нибудь на выходные и немного не развеяться? Мы уже сто лет не были в Лондоне.

Она посмотрела, как он достает виски с полки под раковиной и отвинчивает пробку. Потом сказала:

— Я считаю, ты должен поставить их в известность.

Он развернулся — в его глазах полыхала ярость.

— Заткнись, Фредди! Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

Она отступила назад, словно Льюис ее ударил. Разве любящий человек стал бы говорить с ней так?

Наступило молчание; Льюис пытался взять себя в руки.

— Все будет в порядке, ты должна мне верить. — Он налил себе в стакан на два пальца виски. — Все будет хорошо.

Потом он засмеялся.

— Они задавали мне кучу вопросов про Джерри. Пришлось сказать им, что он сделал ноги. Похоже, они решили, что это он поджег мастерскую. Смешно до чертиков — можешь представить себе старину Джерри в роли поджигателя? Наверняка кто-нибудь просто бросил непогашенный окурок. Эти старые деревянные домишки вспыхивают, словно трут.

На следующий день они на поезде поехали в Лондон. Льюис предложил остановиться в одном из отелей Вест-Энда: деньги за страховку покроют их расходы, сказал он. Оказавшись в комнате, он дал на чай носильщику, а потом, когда они остались одни, ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. После этого он сделал глубокий вдох, бросился на постель и практически сразу же заснул.

Фредди умылась и заново накрасила губы. Она выскользнула из комнаты и тихонько прикрыла за собой дверь.

Она направилась в Грин-Парк. Погода была не лучшая — сыро и промозгло, — но Фредди не замечала ничего вокруг. Ей надо было подумать. Она больше не могла размышлять здраво, находясь рядом с Льюисом. Ей надо было заново обрести уверенность, перестать бояться. Она немного прошлась пешком, а потом присела на скамейку. «Льюис сказал правду», — убеждала она себя. Он сообщил инспектору, что ходил отправить письма — он сам ей говорил. Вполне понятно, почему он не стал упоминать о плачевном финансовом положении мастерской. Действительно, зачем было все усложнять?

Однако ее смятение никак не проходило. Дело было не только в пожаре и даже не в злости, с которой он выкрикнул: «Заткнись, Фредди, ты понятия не имеешь, о чем говоришь». Она больше не видела для себя будущего с ним. Они с Льюисом столько раз начинали с чистого листа и столько раз терпели крах, что в их отношениях накопилось немало горечи. Льюис больше не делился с ней своими переживаниями, да и она уже не доверяла ему как раньше. Они жили каждый собственной жизнью, пускай и под одной крышей. Они больше не разделяли целей и — что еще ужаснее, подумала Фредди, — моральных ценностей друг друга. Ей казалось, что у нее в груди завязан тугой узел. И еще она очень устала — устала надеяться и делать вид, что у них все в порядке.

Пешком она пошла обратно в отель. Льюиса в комнате не оказалось, поэтому она спустилась вниз и немного поискала — он сидел в баре.

Когда Фредди вошла, Льюис поднялся на ноги. Вид у него был недовольный.

— Куда ты пропала? — спросил он.

— Вышла прогуляться.

— Ничего себе прогулка! Ты должна была меня предупредить.

— Ты же спал.

— Надо было оставить записку.

— Значит, я не сочла нужным. Мне просто захотелось побыть одной, только и всего.

Он холодно поинтересовался:

— Хочешь выпить?

— Нет, спасибо. Я собираюсь принять ванну.

— Я звонил Марсель.

Она взглянула на него.

— Правда?

— Она сказала, что сегодня вечером собирает у себя несколько человек. Пригласила нас прийти.

— Я предпочту отказаться.

— Я уже дал согласие. — Он посмотрел на нее; его голос стал жестче. — Просто выпьем по коктейлю. Думаю, ты сможешь сделать над собой усилие.

Она заметила, что другие люди в баре начинают оглядываться на них, почувствовала, насколько устала, и ответила:

— Ну хорошо, раз ты так хочешь.

Вернувшись в комнату, Фредди налила ванну и добавила туда ароматической соли. Пальцы у нее посинели; она даже не заметила, насколько окоченела. Фредди лежала в горячей воде, ощущая, как страх отступает и заново накатывает на нее, словно морские волны. Чувствовала ли она себя когда-нибудь раньше настолько одинокой? «Разве что после аварии, — подумала Фредди, — когда Тесса лежала в госпитале». Однако тогда одиночество было другим: несмотря на их частые расставания, несмотря на все секреты, которые хранила от нее Тесса, они всегда были на одной волне. А вот с Льюисом все вышло по-другому: она больше не знала, что он чувствует к ней. А она сама — любит ли она его по-прежнему? Наверное, да, раз его слова причиняют ей такую боль. Вдыхая теплый ароматный пар, с закрытыми глазами, Фредди мечтала о том, чтобы провалиться в сон, позабыть обо всех тревогах, не думать больше ни о чем. Однако вода начала остывать, поэтому она выбралась из ванны, закапав водой коврик, завернулась в полотенце и прошла в спальню.

Там она открыла двери гардероба и пробежала глазами по вешалкам со своими нарядами. Фредди привезла в Лондон свое любимое платье: в черно-белую полоску, с узенькой талией и пышной юбкой до середины колена. Платье она купила весной, когда у них еще были деньги — точнее, она думала, что у них были деньги; возможно, и это была лишь видимость. Она приложила к платью мамино ожерелье, любуясь малиновыми переливами камней.

Она сидела за туалетным столиком и накладывала макияж, когда в номер возвратился Льюис. Он достал из гардероба чистую рубашку, поискал запонки. Потом бросил взгляд на нее.