Колдун и кристалл - Стивен Кинг

Покормив скотину и вернувшись в дом, Сюзан направиласьпрямиком в кладовую за соком. Она не заметила тетку, которая стояла у трубы инаблюдала за ней. Поэтому вздрогнула, когда Корделия к ней обратилась. Поразилее не столько внезапно раздавшийся голос, сколько ледяной тон:

– Ты его знаешь?

Кувшин с соком выскользнул из пальцев Сюзан, и она едвауспела подхватить его снизу второй рукой. Апельсиновый сок стоил немало,особенно в это время года. Она повернулась и увидела Корделию, стоящую у ящикас дровами. Сомбреро та повесила на крюк у двери, но еще не сняла пончо изамызганные сапоги. Мачете с прилипшей к лезвию морковной ботвой лежало наящике с дровами. Голос ее источал лед, зато глаза горели огнемподозрительности.

Но паники Сюзан не почувствовала. Наоборот, ей открыласьединственно верная линия поведения.

Скажи нет, и ты обречена, подумала она. Спроси кто, ирезультат будет тем же. Остается только…

– Я знаю их обоих, – буднично ответила она. – Япознакомилась с ними на приеме у мэра. Так же, как и ты. Ты испугала меня,тетя.

– Почему он отсалютовал тебе?

– Откуда мне знать? Наверное, захотелось.

Тетка рванулась к ней, поскользнулась, но удержалась наногах и схватила Сюзан за руки.

– Не наглей со мной, девочка! Умерь свой пыл, мисс ЮнаяКрасавица, или…

Сюзан с такой силой вырвала руки, что Корделию качнуло и онавновь могла бы упасть, если б не ухватилась за оказавшийся под рукой стол. Отдвери за ней по чистому полу кухни тянулась цепочка грязных следов.

– Еще раз назови меня так, и я… я ударю тебя! – выкрикнулаСюзан. – Вот увидишь, ударю!

Губы Корделии растянулись, обнажив в яростной ухмылке зубы.

– Ты ударишь единственную родственницу отца? Неужели тыдойдешь до такого?

– Почему нет? Разве ты не била меня, тетя?

Глаза Корделии чуть притухли, ухмылка исчезла.

– Сюзан! Что ты говоришь? Не больше пяти-шести раз с техпор, как ты научилась ходить. И лишь когда ты тянулась к кастрюле с кипящейводой или…

– В эти дни ты чаще бьешь меня своим ртом, – согласиласьСюзан. – Я это терпела, такая уж я дура, но с меня хватит. Больше этого не будет.Если я достаточно взрослая, чтобы меня за деньги укладывали в постель кмужчине, значит, я уже в том возрасте, когда ты должна придерживать язык,разговаривая со мной.

Корделия открыла было рот, чтобы вступиться за себя… атакаСюзан застала ее врасплох, как и обвинения… но тут же поняла, как ловко уводятее от первоначальной темы: парней. Или парня.

– Ты знакома с ним только по вечеринке, Сюзан? Я проДиаборна, – а я думаю, что с тех пор ты узнала его куда лучше.

– Я видела его и в городе. – Сюзан смотрела тетке прямо вглаза, хотя это стоило ей немалых усилий: ложь обычно следует за полуправдой,как ночь – за сумерками. – В городе я видела всех троих. Ты довольна?

Нет, Сюзан это видела, тетку такое объяснение не устроило.

– Ты поклянешься мне, Сюзан… поклянешься мне именем своегоотца… что ты не встречаешься с этим Диаборном?

Все прогулки верхом под вечер, думала Сюзан. Все отговорки.Все попытки сохранить наши отношения в тайне. А теперь наши усилия идут прахомиз-за одного беспечного взмаха рукой в дождливое утро. Вот как велик риск. Аразве мы думали, что будет иначе? Неужели мы были такими глупцами?

Да… и нет. Они были не глупцами – безумцами. Такими иоставались.

Сюзан вспомнились глаза отца в тех редких случаях, когда онловил ее на лжи. В них читалось разочарование. Ее ложь, пусть и невинная,причиняла ему боль, как царапина от шипа.

– Ни в чем я тебе клясться не собираюсь, – отрезала Сюзан. –Ты не имеешь права просить меня об этом.

– Клянись! – взвизгнула Корделия и опять ухватилась за стол,словно ища опору. – Клянись! Клянись! Это тебе не игрушки! Ты уже не ребенок!Клянись! Клянись, что ты все еще девственница!

– Не буду. – И Сюзан повернулась, чтобы уйти. – Сердце ееколотилось в бешеном ритме. В кухонном окне, выходящем на Спуск, она увиделаотражение тети Корд, направляющейся к ней с поднятой рукой, с сжавшимися вкулак пальцами. Не поворачиваясь, Сюзан предупреждающе вскинула руку: – Не смейподнимать на меня руку. Не смей, сука.

Она увидела, как у отражения женщины широко раскрылисьглаза. Увидела, как отражение-кулак разжался, отражение-рука упала вниз.

– Сюзан. – В голосе Корделии слышались боль и обида. – Какты можешь так обзывать меня? Что случилось с твоим языком и твоим отношением комне?

Сюзан молча покинула кухню и прошла в конюшню. Здесь еевстретили знакомые с детства запахи: лошадей, сена, упряжи. И она попыталасьвернуться туда, забыв о сегодняшнем дне. Пилон повернулся, чтобы посмотреть нанее, тихонько заржал. Сюзан положила голову ему на шею и заплакала.

– Ну вот! – воскликнул шериф Эвери, когда сэй Диаборн и сэйХит ушли. – Как ты и говорил, они такие медлительные только потому, что хотятвсе сделать как надо. – Он еще раз просмотрел список и довольно хохотнул: – Тытолько взгляни! Какая прелесть! Ура! Мы успеем заранее убрать все то, чтовидеть им ни к чему.

– Они дураки, – добавил Рейнолдс… но он все равно хотел ещераз встретиться с ними на узкой дорожке. Если Диаборн думал, что прошлоепозабыто и в той истории в «Приюте путников» поставлена точка, то он не простодурак, а полный идиот.

Помощник шерифа Дейв не сказал ничего. Сквозь монокль онвзирал на игровую доску, на которой Джонас в шесть ходов сокрушил всю его белуюармию. Силы Джонаса обрушились на нее, как потоп, не оставив Дейву ни малейшегошанса на благополучный исход.

– Мне просто не терпится одеться потеплее и отвезти этубумагу в Дом-на-Набережной. – Эвери все смотрел на список ферм и ранчо спредлагаемыми датами инспекции. До Нового года и позже. О боги!

– Действительно, почему бы тебе не съездить туда. – Джонасподнялся. Боль молнией прострелила сломанную ногу.

– Еще партию, сэй Джонас? – предложил Дейв, начаврасставлять на доске фигуры.

– Жаль терять на тебя время, – ответил Джонас и усмехнулся,увидев, как Дейв залился краской. Прохромал к двери, открыл ее и вышел накрыльцо. Морось перешла в дождь. На пустынной Холмовой улице блестела мокраябрусчатка. Рейнолдс последовал за боссом.