Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдональд Фрейзер

В общем и целом это был первоклассный отдых. Президент корпорации делала все, чтобы я остался доволен, хотя в течение дня оставалась такой же деловой, как и раньше. Я надеялся, что после форта Буфорд она немного оттает – в конечном счете ее затея с Бисмарком стала мне вполне ясна, как и тип земель, на которых ей предстоит воплощаться. Я даже набросал (ничтоже сумняшеся) письмо к Отто, в котором изложил план и просил одобрить его. Одному Богу ведомо, как поступил Бисмарк, увидев мою закорючку – если депеша, конечно, дошла до него. Миссис Кэнди сдержанно одобрила и заявила, что покажет письмо директорам. «Вот и отлично, – думаю. – Теперь самое время нам познакомиться поближе не только плотски, но и духовно». Ничего подобного: «Б» в смысле «бизнес» продолжала довлеть от завтрака до обеда. Она делала заметки в блокноте и рисовала схемы участков по Йеллоустону, как заправский маленький землемер, и если кто-нибудь увидел бы нас на палубе или в салоне, то принял бы за добрых попутчиков, которые подчеркнуто вежливы друг с другом, но не более.

Меня это мало волновало: было даже пикантно наблюдать, как эта уверенная в себе, резкая американская бизнес-леди, воплощенная эффективность и энергия, с наступлением сумерек превращается в самую похотливую из наложниц. Я говорю «наложницу», потому что любовниками мы не являлись. В промежутке между постельными раундами она могла поддержать, без особого интереса, светскую беседу, но не было в ней ни намека на интимность, которая есть у любовниц или дорогих шлюх. Трудно сказать, в какой степени наслаждалась она нашими спаррингами. Много ли удовольствия черпает беспросветный пьяница, выпив очередной стакан? Ею владела неутолимая похоть, заставлявшая ее действовать все в той же неторопливой, но продуктивной манере. Она была похожа на не знающую устали прекрасную машину. С моей точки зрения, это идеально – меня ведь интересует плоть, и будь Кэнди нежной или любящей, то быстро наскучила бы мне. Но рассудочная страсть, с которой она получала и отдавала удовольствия, не требовала ничего, кроме выносливости.

С другими мужчинами на борту она держалась вежливо, но холодно. Двое армейских офицеров, которых мы согласились подвезти, попытались проявить галантность, но получили от ворот поворот. Одному, как подозреваю, досталось-таки по пальцам ног – я подметил, как он нырнул за ней однажды на переднюю палубу, а вышел с красным лицом и заметно припадая на ногу.

Марш и его помощник Кэмпбелл, скорее всего, знали, как обстоят дела у нас с Кэнди, но тактично молчали. Капитан вообще был первый сорт – отличный лоцман и шкипер, парень суровый, но умеющий рассказать занимательную историю, раздавить бутылочку или перекинуться в юкер[247].

Через десять дней после выхода из Бисмарка мы достигли устья реки Паудер, где располагался крупный военный лагерь. С учетом прибытия авангарда Терри и приближением колонны Гиббона там царила жуткая суета. «Дальний Запад» без конца перевозил с берега войска, припасы и оружие, его палубы превратились в бедлам, а наш салон оккупировали соскучившиеся по удобствам штабные всех мастей. Курьеры носились туда-сюда, на лугу вырос целый город из палаток и навесов, лес гудел от шума, производимого людьми и животными. Слухи о перемещениях индейцев на юге стремительно появлялись и так же стремительно развеивались, никто не знал, какого черта тут творится. Короче, все было так, как во время начала любой кампании, какую мне доводилось видеть.[248]

Терри если и изумился моему появлению, то не огорчился, и был сама любезность, когда я представлял ему миссис Кэнди. Штабные глазели на нее с затаенным вожделением, а на меня с завистью. Марш объяснил наше присутствие, и поскольку «Дальний Запад» способен был вместить больше пассажиров, нежели имелось офицеров штаба, никто не возражал против нас. Терри был откровенен со мной – в Кемп-Робинсон мы сдружились, а я чувствовал, что новые обязанности заботят его. Ему никогда не приходилось участвовать в кампаниях против индейцев, во мне же он, бедняга, видел авторитета по части сиу. Зная, что мне пришлось понюхать пороху на фронтире, генерал частенько расспрашивал меня в своей деликатной, спокойной манере. Не по части того, что ему делать, понятно, а насчет моих соображений, не мог ли Пятнистый Хвост за зиму несколько образумить непримиримых, и нет ли риска, что в агентствах произойдут восстания. Беспокоило его и еще кое-что.

– Джордж Кастер не брился с момента выхода из форта Линкольн, – поделился он. – Это мелочь, но она меня беспокоит. Никогда не видел его таким меланхоличным и беспокойным. Я начинаю сомневаться, правильно ли поступил, советуя Гранту дать ему шанс.

– Это все нервы, – говорю. – Пусть доктор пропишет ему слабительное. Джордж из-за этой кампании извелся, как кот на раскаленной крыше, а двухнедельное рысканье по пустой прерии явно не способствовало душевному равновесию. Дайте ему настоящее дело – и сразу увидите разницу.

Терри поморщился.

– Между нами говоря, я заметил, что втихую он оспаривает мой авторитет. Остается надеяться только, что ему хватит ума не вообразить себя тем, кому… кто может действовать, как ему заблагорассудится. Вы меня понимаете?

Я спросил, что именно ему довелось слышать. Он ответил, что, в принципе, ничего такого, просто у него такое ощущение, что Кастер рассматривает задачу Терри как обеспечение Седьмого кавалерийского транспортом и припасами, военные же вопросы оставляет за собой. Я заверил генерала, что такого мнения придерживаются все кавалерийские командиры, приведя в пример своего старого приятеля Кардигана, который не терпел ни малейшего вмешательства со стороны вышестоящих.

– Это тот самый, который вел вашу легкую кавалерию под Балаклавой? – задумчиво спросил Терри, после чего ушел в себя, а потом и вовсе откланялся, готовясь испить горячего пунша и пойти в кровать.

У меня самого брови на лоб полезли, когда через пару дней пожаловал мой приятель собственной персоной. Вид у него был бравый: кожаная куртка с бахромой, алый шарф поверх мундира, но лицо, как у позавчерашнего покойника. Он прыжками взбежал по сходням, отдавая на ходу команды ординарцу и нетерпеливо похлопывая перчатками по ноге. При виде меня Джордж моментально расцвел, но тут же скис, выяснив, что Либби нет на борту.

– Почему вы ее не взяли? – обиженно спросил он. – Кто сказал, что ей нельзя ехать? – Его глаза нервно блестели, щеки под двухнедельной щетиной ввалились, волосы были коротко острижены. Выглядел он еще более худым и изможденным, чем тогда, в Вашингтоне. – Как скверно! Как будто мало мне еще бед!

Я сообщил ему, что Терри в салоне. Он фыркнул и отправился пенять Маршу на то, что тот посмел не пустить Либби.

С тех пор «Дальний Запад» превратился в помесь отеля со штабом. Офицеры последнего целый день работали в салоне, а несколько парней из Седьмого, включая Тома и Бостона Кастеров, да и кое-кто из ребят Терри, тоже валялись по койкам, бездельничая. Миссис Кэнди большую часть дня проводила у себя в каюте, а вот мне приходилось терпеть бесконечные визиты своих приятелей. Я убеждал их, что они представители еще совсем молодой армии и понятия не имеют о том, как правильно готовиться к кампании. Присутствие Кэнди дало Кастеру дополнительное основание негодовать на Марша по поводу Либби. Он отказался жить на корабле и разбил палатку на берегу. «Наш замшевый Ахиллес», – подтрунивал над ним Бентин, подмигивая мне поверх трубки.