Главный бой - Юрий Никитин

— Двенадцать сильнейших чародеев Востока, —заторопился демон, — сумели перенести Стража в терем вашего князя. Егочаша уже полна. Еще одна капля… и нещадные руки Стража утащат в преисподнюю.

— Как его… уничтожить?

— Он бессмертен!

— Как его уничтожить? — потребовал Добрыня.

— Он… он бессмертен…

— Кощеи тоже все бессмертные, — прорычалДобрыня. — Но перебили почти всех… Как его убить, тварь? У любогобессмертного есть смерть! У любого неуязвимого есть уязвимость!

Демон простонал в ужасе:

— Он принимает облик камня в стене или самой стены, но онвидит и чувствует все, что происходит. Но в это время его нельзя найти иуничтожить, а когда воплощается в свою личину, то сами боги не смогут егоостановить… Страж казнит той смертью, какую… заслужил… Эти казни столь ужасны,что даже мы… демоны…

Он вздрогнул, задрожал. Добрыня скрипнул зубами. СмертьВладимира — это раздор для всей Киевской Руси. Даже если власть бояреотдадут какому-нибудь прекраснодушному придурку, земли затопит кровьмеждуусобиц. Русь тогда не то что печенеги, куры лапами загребут… Пусть ужлучше этот энергичный ублюдок, захвативший верховную власть железом и кровью,но удерживающий умом и талантами…

Ночь вздрогнула от его яростного крика:

— В Киев!

Демон сказал почти с сочувствием:

— Ты уже опоздал…

— Почему?

— Та капля… та последняя капля… уже сорвалась в чашу навосходе солнца!

Его торчащие уши внезапно стали золотыми. Полоска золотогосвета медленно сползла на лоб, начала опускаться на безобразное лицо. Добрыня встрахе оглянулся. На виднокрае высунулся оранжевый диск солнца!

— В Киев! — прохрипел Добрыня. Сердце заныло отощущения большой утраты. — Все равно… в Киев!

Встающее солнце осталось за спиной, Добрыня жмурился,бешеный встречный ураган пытался разодрать рот и выворачивал веки. К спинеприжалась насмерть перепуганная Леся, он чувствовал, как она прижимается всемтелом, а руками обхватила его за пояс так, что не отодрать и кузнецкимиклещами.

Конь несся как птица, как стрела, а затем уже почти какмысль. Впереди сперва померкли красные тени, а затем потемнело, в черноте высыпализвезды! Добрыня рычал от нетерпения. Ему и раньше приходилось мчаться так, чтосолнце останавливалось, но сейчас впервые своей волей заставил его пойти вспятьи снова опуститься за темный край земли!

Заблестел истаивающий леденец месяца. Звезды высыпали хоть ияркие, но уже чувствующие блеск солнечного дня.

Добрыня несся как порождение ночи. Его красный плащ сталчернее угля, а шлем и железные пластины на плечах блестели холодно и мертво.Леся прилипла, прикипела, голову прижала к широкой спине, крепкой и надежной,как гранитная гора. Ветер сорвал повязку, золотые волосы трепетали по ветру.

Над головой иногда шелестели незримые крылья, чересчурогромные для филина или кажана. В темной чаще страшно и тоскливо завыл волк.Дорога отзывалась сухим, неживым стуком.

Далеко впереди и внизу внезапно блеснула широкая полосазвездного неба. Одновременно на самом виднокрае заблестели крыши, городскаястена. Конь захрапел зло, стук копыт перешел в частую дробь, словно дождь покрыше. Звездная река приближалась, звезды колыхались в темной воде…

Сильный толчок, тяжесть обрушилась с такой силой, что едване раздавила собственные доспехи, в глазах помутилось от прилива крови. Добрыняхрипел, стонал, но тяжесть отпустила так же быстро.

Потом был плеск, взметнулись брызги. Конь несся все так жесо скоростью выпущенной из мощного лука стрелы. Добрыня не понял, то ли подкопытами длинное мелководье, то ли конского прыжка хватило только до серединыДнепра, но пронесся с такой скоростью, что не погружался ниже копыт. Плескперешел в дробный стук, мелькнули придорожные камни.

Замелькали темные громады теремов с пустыми глазницами окон,плотно закрытые ставнями…

Как только копыта простучали по улицам Киева, в небе снованачала разгораться алая заря. Когда он с конской спины прыгнул на крыльцокняжеского терема, в небе зажглись облака, подожженные пока незримым из-за краяземли солнцем.

Сонные гридни таращили глаза, когда огромный разъяренныйвитязь пронесся как вихрь по лестницам, переходам, а за ним едва поспеваларослая золотоволосая девушка, похожая на богиню.

Владимир выскочил на крики полураздетый, но с мечом в руке.Он тоже сперва обратил внимание на девушку — показалась выкованной иззолота: золотая кожа, золотые брови, даже лук странно оранжевый, стрелы на бегувыдергивает из тулы непомерно длинные, с горящими желтыми наконечниками.

Он ахнул и задержал дыхание, когда увидел, как она мечетстрелы по всей палате. С непостижимой скоростью, каждая стрела бьет страшно, онсам вскрикнул, когда на его глазах стрела ударила в железную пластину на грудиполного доспеха печенежского богатыря, просадила насквозь так, чтоокровавленный конец взбугрил и прорвал кольчужную рубашку на спине.

— Да вы очумели!.. — загремел он. — Стража!..

И осекся, ибо из-под меча воина с безумными глазами, чторазмахивал мечом и крушил всю мебель, рубил стены, вдруг брызнула кровь.Владимир не верил глазам: кровь на мече воина горела оранжевым, словно кипящеезолото! Из окна ударил первый луч утреннего солнышка, кровь заблестела изадымилась. Раздался страшный рев, прямо из стены потянулись две огромные руки.

Владимир взмахнул мечом. Нечеловеческие руки ухватили его загорло, потащили к стене. Он задыхался, смутно слышал крики, грохот, звон, сновакрики. Затем пальцы на горле разжались, его ударило снизу. Он увидел передносом сучок в гладко выструганной доске.

Над ним, тяжело дыша, стоял Добрыня. С меча стекала, быстроиспаряясь, оранжевая кровь. Ослепительно красивая девушка окинула Владимиравнимательным взором, деловито сняла с лука тетиву.

В дверях застыли с открытыми ртами челядины, стражи.Раздвинув их, в комнату ввалился Белоян. Длинная сорочка спадала почти до полу,но глаза верховного волхва были острые как булавки.

Владимир дико посмотрел на стену. По бревну обильно стекалиоранжевые струйки. Само бревно на глазах морщилось, съеживалось, словно шкура,брошенная в огонь, наконец рассыпалось в пепел.

— Ничего не пойму… — пролепетал он. —Добрыня?.. Откуда?.. Ты же… А это кто?.. И что за напасть…

Добрыня оперся о стену, стараясь удержаться на ногах.Дыхание вырывалось с тяжелыми хрипами, как у загнанного коня. За эти две неделион страшно исхудал, глаза ввалились, только нижняя челюсть выдвинулась ещезлее.

— Страж… — прохрипел он. — Белоян… расскажет…