1916. Война и мир - Дмитрий Миропольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Соучастии в чём? Максимум, он может рассказать о приглашении Феликса.
— Ошибаетесь. Распутин знает, что вы здесь. Он видел ваши автомобили, даже если бы я ему ничего не сказал.
— А вы сказали?
— Да, — ответил Келл, глядя прямо в глаза Дмитрию Павловичу. — Сказал, что ваше присутствие гарантирует каждое моё слово, и все мои предложения согласованы с каждым из вас. Люблю, знаете, когда мосты сожжены. Это мобилизует.
Вечеринка приняла совсем уже неожиданный оборот. В разговоре возникла пауза.
Пуришкевич лихорадочно размышлял. Что же получается? Лазоверт — или как его, чёрта? — Келл подстроил так, чтобы Юсупов одновременно пригласил к себе Распутина и его с великим князем. Здесь попытался переманить Гришку на свою сторону, превратить из немецкого агента — в британского. При этом выставил присутствующих своими гарантами. Мол, все они заодно. Заодно с иностранным офицером, нелегалом, и значит — шпионом! Все трое — пособники шпиона. Господи, боже! Ведь это — государственная измена! Он, Пуришкевич, ярый монархист, патриот-черносотенец, лидер правых в Думе — изменник! И великий князь Дмитрий Павлович — изменник. И князь Феликс Юсупов — изменник… Распутин завтра же раструбит про них на весь Петроград. Как стервятники на падаль, налетят газетчики, шакалами набросятся коллеги-депутаты… Это конец.
Конец? Кому конец? С головы великого князя и волосу не дадут упасть. Член императорской фамилии изменником быть не может, особенно во время войны и народной смуты. Чай, не во Франции живём и даже не в Англии. Дело замнут. Переведут Дмитрия Павловича обратно в Ставку. Ещё и орденов нахватает.
Феликс? Последний князь древнего рода, богатейший наследник страны. Женат на государевой племяннице; великая княжна ему дочку родила, крестницу императора. Значит, этого тоже просто пожурят и от греха подальше вышлют из столицы. Ничего, поскучает у себя на крымском курорте, пока история не забудется.
Британец, конечно, шпион. Но при этом — штаб-офицер союзников, и наверняка из особо приближённых. Действовал во благо России, раскрыл и сорвал операцию вражеской разведки… Что ему грозит? Для вида подержат немного под арестом и по-тихому отправят в Лондон, только и всего. А значит…
…значит, откуда ни посмотри, центральной фигурой интриги оказывается он, Пуришкевич! Всем известный депутат — государственный изменник! А по закону военного времени пощады за измену не будет. Это верная петля, или — в лучшем случае — расстрел. Вот почему чёртов доктор… чёртов Келл знает, что все трое никуда от него не денутся. Проще и безопаснее принять его условия. Вот почему он так уверен в своём плане!
В голове у Пуришкевича помутилось. Отсутствие сдерживающих умственных центров… В следующее мгновение депутат уже оказался на другом конце кабинета, вдавив британца в кресло и с рычанием вцепившись ему в горло.
Перепуганный Панч сорвался с дивана, скользнул по мрамору лапами и угодил в бассейн.
— Мерзавец! — орал депутат, орошая лицо Келла слюной и вращая глазами навыкате. — Гадина британская! Шантажировать вздумал?! Под пулю меня?!.. На виселицу?!.. Врёшь! Я — Пуришкевич! Я так просто не дамся!
Дмитрий Павлович шагнул к Пуришкевичу сзади и дважды тяжело ударил его кулаком в почку. Депутат взвыл и ослабил хватку.
Панч выбрался из бассейна, отряхнулся, обдал кабинет тучей брызг и принялся прыгать вокруг дерущихся, заходясь лаем.
Великий князь схватил Пуришкевича за шиворот, оторвал от Келла и поставил на ноги.
— Молчать! Баба! — по-военному рявкнул он и наотмашь хлестнул коротышку по лицу так, что тот оступился и упал в кресло.
Окрик подействовал и на Панча — пёс тоже замолчал.
— Благодарю… вас… ваше высочество, — с трудом проговорил британец, кашляя и ощупывая шею. — Вот ведь… не ожидал… А где Феликс?
Князя в кабинете не было. Дмитрий Павлович шагнул к письменному столу и увидал в выдвинутом ящике только конфетную коробку.
— Пистолет, — негромко сказал он.
Продолжая держаться за горло, Келл рванулся к лестнице, ведущей вниз.
Незадолго до войны случилось Распутину побывать на лётном поле в Гатчине, под Петербургом. Уж больно много стали говорить об аэропланах, и заинтересовался ими Григорий. Кто же тогда устроил ему билет, уж не баронесса ли фон Дерфельден? Или тогда они уже знались не по-доброму?
В воздух взмывали трескучие крылатые этажерки. Некоторые, покружив, счастливо возвращались на поле под аплодисменты публики. Другим везло меньше — садились, куда попало; клевали носом, теряя пропеллеры и шасси. А то и просто падали. За обломками отправляли мужиков на телегах. К спасению пострадавших пилотов определена была медицинская карета.
Особое внимание привлекал к себе лёгкий моноплан «Ньюпор IV», на котором из Киева прилетел поручик Нестеров. Целых девять с половиной часов в воздухе — как долго! И всего девять с половиной часов на то, чтобы добраться от Киева до Гатчины — как быстро! Это был рекорд. Дамы вполголоса обсуждали миловидного Петра Николаевича, обладателя щегольских усиков и ещё одного недавнего рекорда, который он повторил к восторгу публики.
Перед вылетом поручик, немного стесняясь, прочёл собравшимся строки собственного сочинения.
Корявые стишата позабавили гостей — и в момент забылись, когда управляемый Нестеровым аэроплан взлетел и стал, задирая нос, карабкаться вверх всё выше, выше, выше… Вот уже пилот повис вниз головой: «Ньюпор» перекувырнулся в воздухе, совершив обещанную поручиком мёртвую петлю, — а после под визг впечатлённых дам и уважительные аплодисменты мужчин понёсся к земле, постепенно выравнивая опасную дугу и возвращаясь к привычному горизонтальному полёту.
Рядом с Распутиным расположились военные и кто-то с Щетининского завода, выпускавшего «Ньюпоры» по французской лицензии. Упоминали закупки монопланов для армии; бубнили про семидесятисильный двигатель, особенности вертикального и горизонтального оперения, необычное управление «Ньюпора» и возможности больших углов крена…
Распутин ничего не слышал; он смотрел только вверх, задрав голову и раскрыв рот. Надо же, человек — летает! В голове не укладывалось… И не было в том покушения на небо. Спутникам своим Григорий сказал даже, что и сам желал бы увидать мир сверху, вознесясь подобно ангелу. Но когда поручика Нестерова знакомиться подвели, шарахнулся Григорий, напугался: очки у пилота огромные, словно глаза стрекозьи, и в кожу скрипучую чёрную затянут — какой там ангел!
Посмеялись окружающие и спустя несколько дней поднесли такой же точно костюм. Кожаный, чёрный. Повозился Григорий с костюмом, так и сяк померил, перед зеркалом повертелся — да и велел с поклоном обратно отдать.