Пардес - Дэвид Хоупен

Июнь

Наши мудрецы рассказывают, что в момент гибели Первого Храма молодые когены собрались на крыше Храма, держа в руках ключи от него, и обратились к Всевышнему с такими словами: “Властелин мира! Поскольку мы не удостоились чести стать верными хранителями Твоего наследия, мы передаем Тебе эти ключи”. После этого они подбросили ключи к небу. С неба спустилась рука и забрала ключи. После этого когены бросились с крыши в огонь и погибли.

Таанит 29а

Нас нашел вертолет и спешно отвез в местную больничку. Врачи сообщили нам, что сегодня четверг, в Хореб мы приехали во вторник, среда куда-то подевалась. Едва мы взлетели, как я на миг пришел в себя. Пилот пробормотал, мол, тут прям Содом и Гоморра, все перевернуто.

В больнице нас осматривали с любопытством. Меня пришлось штопать. Нога Эвана оказалась совсем плоха. Зрение Оливера так и не вернулось. Амир не пострадал, не считая мелких синяков. Каждому из нас помогли справиться с шоком и обезвоживанием.

Смерть Ноаха всех озадачила. Врачи проводили исследования, уверяли, что вот-вот поймут, в чем дело. Строили догадки, проводили опросы. ЛСД какого типа? Ему стало плохо? Где мы укрывались от бури? От последнего вопроса, заданного приглушенным голосом, меня затошнило: не подозреваю ли я умышленное убийство?

Один за другим слетелись наши родители. Что случилось с их мальчиками? Почему доктора ничего не знают? Очередная капельница в моей вене, из коридора доносится то, что я так боялся услышать, – мать и отец Ноаха плачут в голос.

Мать в палате отступила от меня, привалилась всем телом к двери.

– Как ты мог так поступить с нами? – повторяла она, не добившись ничего, кроме молчания.

Отец рядом с ней плакал, закрыв лицо руками.

* * *

Весь Зайон-Хиллс говорил только о Ноахе. Люди плакали, не стесняясь, на улицах, в мясной лавке, в шуле. Я все время вспоминал, что думал о Ноахе, когда только-только переехал в город: герой, вундеркинд, всеобщий любимчик.

Ходили и грязные сплетни. Когда мы вернулись домой, нас уже не считали жертвами. В нашей крови нашли ЛСД, в наших вещах – траву; наши рассказы противоречили один другому даже в той части, которой мы не боялись делиться. Правда – что мы понятия не имеем, что произошло, не можем объяснить, почему ослеп Оливер и погиб Ноах, – никого не волновала. “ЖУТКИЕ ОБРЯДЫ ПОДРОСТКОВ”, – гласил один заголовок. “КИСЛОТА УБИЛА ЗВЕЗДУ БАСКЕТБОЛА”. Гуляли версии, одна возмутительнее другой: групповой секс, жертвоприношения животных, община, поселившаяся в лесу, предумышленное убийство.

Проблема с последним заключалась в том, что причину смерти Ноаха установить так и не удалось. Вскрытия не было, несмотря на возражения полиции и врачей, но так решила Синтия, поскольку по канонам иудаизма это осквернение тела. Явных признаков травм не обнаружено. На передозировку тоже не похоже. Ни следов отравления, ни следов насильственной смерти. Шок, трагедия, абсурд, но ответа на вопрос так и не нашли, смерть Ноаха Харриса осталась медицинской загадкой.

В четверг поздно вечером к нам постучал Эдди Харрис. Сердце мое упало, заледенело. Сперва я подумал, что он обвинит меня во всем и примется вытрясать из меня правду. Но отец Ноаха был кроток, растерян, небрит, изъяснялся обрывочно. Казалось, он принимает успокоительное, и я осознал, что, пожалуй, так и есть.

– Ари, – сказал он, не переступив порог нашего дома, и потер глаза. – Ари, что мне делать? Что нам всем делать?

– Да, – ответил я. – Да.

– Мой родной мальчик. Как же я гордился им.

– Мистер Харрис, – произнес я, слова собирались слишком медленно в моем мозгу, окружающая стерильная обстановка расплывалась перед глазами, – вы должны знать, что я в жизни не встречал человека лучше него.

Эдди расплакался, а за ним заплакал и я. Мы плакали вместе, стоя на пороге моего дома.

– Я пришел попросить… – Моя голова у него на плече. Я был готов ко всему: к допросу, к наказанию, к чему угодно, что облегчило бы горе Эдди. – Ты знаешь, как мой сын дорожил вашей дружбой, – произнес он и вытер лицо. – Мы с Син обожаем тебя, обожаем твоих родителей. И мы хотим, чтобы ты знал: мы не виним тебя за случившееся, что бы там ни было… Ноах всегда говорил, ты настоящий гений, э-э, настоящий мастер слова. Он все время это твердил, ты знал? – Эдди понизил голос, выпустил меня из объятий. – Ты не мог бы сказать речь на похоронах? Ради нас.

Я ответил: почту за честь. Мы пожали друг другу руки. Меня мутило.

* * *

Той ночью мне приснился Ноах. Я сидел в лекционном зале, как вдруг он пришел на мой ряд, бормоча извинения, переступая через ноги сидящих. Ноах, как всегда, улыбался, хотя в его светлых волосах были веточки и люминесцентная пыль.

– Извини, что я без предупреждения. – Он плюхнулся рядом, справа от меня. Голос его не изменился. Я заметил, что его левый глаз стал чуть светлее правого.

Мы пожали друг другу руки.

– Я думал, что не скоро тебя увижу, – признался я.

– Сколько времени прошло?

– Несколько недель.

– Точно. – Он положил руку на спинку моего кресла. – Никак не привыкну к перемене часовых поясов. – Сидящий перед нами обернулся и раздраженно посмотрел на нас. Мы виновато кивнули.

– Надолго ты к нам?

Он взглянул на часы:

– До рассвета. Не могу пропустить свою смену.

– Я… не понимаю. – Я понизил голос: – Как ты сюда попал?

– В одиночку. Отпускают только по одному.

– Правда? – Я нахмурился. – Я совсем не это имел в виду.

– Я попал сюда ровно так же, как и туда.

– Ладно, проехали. И как оно там?

– Дел по горло, – ответил он. – На себя толком времени нет, и одному побыть совсем не дают. Правда, хорошие внутренние лиги. Ты даже не представляешь, кто в моей команде.

– Кто?

– Увы, мне нельзя этого говорить. – Он подался вперед и прошептал: – Скажем так: наш тяжелый форвард некогда произнес весьма зажигательную речь в Геттисберге[301]. – Ноах подмигнул, прижал палец к губам.

– Расскажи… – Я примолк, придвинулся к нему. – Расскажи мне о Боге.

– Что именно?

– Какой Он.

Ноах вздохнул:

– Все-то ты хочешь знать, Ари. Разве тебе не нравятся тайны?

Я покачал головой, и Ноах указал вперед, на лектора. Знакомый человечек – маленький, щуплый, лет восьми, – привстав на цыпочки, царапал уравнения на доске. Я удивленно поднял брови. Ноах согнулся пополам, задыхаясь от хохота, и я проснулся.

* * *

Похороны состоялись под вечер перед самым шаббатом. Харрисы выбрали место в центре кладбища на Гроув-стрит, рядом