Тяжёлый дождь - Diamond Ace
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новое имя.
Новое место жительства. Ты обязан позаботиться о том, где будешь жить.
«Мы рекомендуем отель, желательно, в другом городе. Оплачивайте заранее три недели проживания, так как во время ремиссии вам нельзя будет работать, и в легенде указывайте ту специальность, которой обучены. Мы не делаем новых людей. Мы помогаем забыть старых».
"Вы должны понимать, что личность – это, прежде всего, субъект социокультурной жизни, носитель индивидуального начала, самораскрывающийся в контекстах социальных отношений. Ваш опыт – ваша личность. Всего, что было раньше, не станет. После процедуры вы – социальный покойник. Ничто. Вы проснётесь и увидите кучку санитаров, пытающихся вам впарить какую-то ерунду. Первый вопрос, который вы зададите: «Что со мной произошло?»
«Можете предложить свою версию произошедшего. Можете посоветоваться с нами. У нас предусмотрено более пяти сотен различных сценариев, в которых объясняется ретроградная амнезия. То, почему с вами произошла беда, – один из важнейших этапов в моделировании последующей жизни. Была ли это ваша ошибка, или же таково стечение обстоятельств».
«Вы одиноки. Вам больно. Но не ждите, что вы очнётесь преисполненными решимости и внутренних сил. Полнейшая дезориентация. Незнакомые люди, странное помещение. То, что вы выберете для себя-будущего, станет фундаментом для всех оставшихся лет вашей жизни».
«Нужно продумать всё до мельчайших деталей. У нас работает более ста консультантов-редакторов, которым будет передан ваш сценарий. Это делается на случай, если есть какие-то логические несоответствия, или что-то выпущено из вида. После правки легенды вы вновь прочтёте её и тогда подпишете договор».
«Я вновь и вновь акцентирую внимание: любая информация после пробуждения будет казаться правдой. Не спешите со сценарием».
«Вам всё предельно ясно, или возникли какие-то вопросы?»
Что отвечают на это люди, которые готовы даже на самоубийство?
«Я всё понял».
«Да, всё ясно. Лишь бы уже приступить к процедуре».
«Ясно. Можно ли заказать сценарий у ваших редакторов, чтобы ускорить процесс?»
«Можете просто стереть все?»
Это обречённые люди. Поколение безвольных недоносков, у которых появилась возможность избежать ответственности. Свалить всё на потерю памяти. Они считают, что погасить боль – это стать счастливым. Они убеждены, что страдания – единственный барьер в достижении благоденствия. Их родители – люди, распорядившиеся их жизнями не так, как нужно было это сделать. Все всё знают. Но никто не думает о последствиях. Счастьезависимые отбросы.
Один из ста клиентов – действительно нуждающийся в помощи человек, прошедший все круги ада, но оставшийся в живых. Война, цунами, смерть любимой женщины. Для бегства есть сотни причин, но настоящая – лишь одна. Даже если такая причина имеется, ты избавляешься не от того, что на самом деле тебе мешает. Всё равно что вырезать аппендикс, умирая от воспаления лёгких. Один из ста, тот самый "реально нуждающийся", развернётся и покинет "Лэнгот", плотно прикрыв эту дверь. Стереть память – стать никем. В своих надуманных трагедиях ты не слушаешь, что тебе говорят. Ищешь лазейки, ведущие к просветлению. Кроты, роющие норы к золотым горам. Слепые трудяги, бессмысленные и несущественные.
Подобно тому, как разгораются споры и дебаты вокруг эвтаназии, или смертной казни, некогда разверзлась пропасть и над методикой доктора Маккалеба.
"Я не убиваю людей, а облегчаю их участь. Вы никогда не хотели проснуться другим человеком? Не быть заложником сложившейся безвыходной ситуации? Только представьте: вы никому ничего не должны, выстраиваете свой собственный мир, обрастая теми знакомствами, которые вам действительно нужны. Делаете не то, чему вас учили, а то, чему научили себя. Рядом не будет такого человека, перед которым вы бы испытывали чувство стыда за содеянное. Наивысшая ступень одиночества – независимость. И одиночество – это не проблема сама по себе. Люди часто путают непонимание их натуры с эмоциональной изоляцией. Всё, что вы могли сделать, осталось за дверью чужого мнения. Суждение извне – самый надежный стопор, непреодолимая баррикада, которую мы научились рушить. Подобные проблемы, по большей части, касаются молодых людей. Проще говоря, они готовы менять что-то. Люди преклонного возраста – трусы, их консервативная модель мышления рождает плотную защитную оболочку, вирусный капсид. Они никогда не признаются, что их не устраивает собственное существование. Потому что это не солидно, потому что это не по-взрослому. Это люди полагают, что знают устройство мироздания, где главный аргумент – опыт. Где возраст – гарант абсолютного знания. Они глубоко ошибаются. Заблуждение – продукт конфликта двух мнений, вбиваемых в одну голову. Дайте себе шанс…"
То была одна из самых лживых апологий, что мне доводилось когда-либо слышать. Пол Маккалеб – герой, победивший саму боль. Человек, избавивший землю от одиночества. Чушь собачья. Казалось бы.
"Лэнгот" не знает, что такое "выходной". Очередь к ним выстроилась года на два вперед. Все хотят начать жизнь с чистого листа. В самом прямом смысле.
Все хотят быть идеальными.
Все заканчивают на кладбище.
«Мистер Симмонсон, ваш сценарий был одобрен редакторами. Мы назначим процедуру на восемнадцатое число». Последние слова сотрудника «Лэнгот», некогда адресованные некому Дэлмеру Симмонсону.
11
Прошло всего три секунды, и дверь открылась. Возможно, мне кажется, но Каталина ждёт меня, ждёт, когда я заговорю или уставлюсь на её кобальтовые глаза. Чуть отойдя в сторону, она приглашает меня войти. В доме пахнет санталом.
Санталовое масло отлично фиксирует верхнюю и нижнюю ноту аромата. Но сейчас всё чаще используют синтетические заменители.
Седьмой круг. Горючие пески. Лихоимство.
Сестра Дэла берёт меня за руку и ведёт на второй этаж, наверное, в собственную комнату. Я иду чуть позади. Оторвать взгляд от задницы Каталины невозможно. Она делает шаг, а ягодица, прикрытая спортивными штанами, подмигивает мне, дразнит, хочет, чтобы я к ней прикоснулся. Ровно двадцать ступеней. Каталина ускорила шаг и, поравнявшись с ванной комнатой, резко останавливается. Оборачивается, смотрит, а свободной рукой толкает дверь.
Напротив душевой кабины стоит табурет – самый обыкновенный и деревянный, скорее всего, изготовленный самим Дэлом-мать-его-Мастером-Симмонсом. Продолжая поддаваться её воле, я вхожу, не совсем понимая, что происходит. На раковине лежит какой-то листок, сложенный вчетверо – немного пожелтевший. Каталина отпускает меня и падает на пол душевой кабинки. Двадцать минут я стою, пытаясь понять, чего она от меня хочет. Сев на табурет и подавшись немного вперед, я все же спрашиваю, что мы здесь делаем?
В ответ – молчание.
Мне стоит посмотреть на листок?
Никакой реакции.