Толстый - Иван Булавин

— Не помню, тут одна дверь или две, — задумчиво проговорил отец. — Сейчас я буду пилить, а ты встань так, чтобы из-за плеча выстрелить мог. Сдаётся мне, Владимир Аркадьич дома остался. Знать бы только, в каком виде.

Следующие секунд сорок было просто ничего не слышно, болгарка сработала отлично, вырезав замысловатую фигуру вокруг замков. Открыв дверь, они упёрлись во вторую, теперь уже деревянную, открывающуюся вовнутрь. Орудие взлома замолчало, теперь за дверью была слышна какая-то возня.

— Следовало этого ожидать, дома он, — проговорил отец, беря карабин на изготовку.

— Эту тоже пилить будем? — спросил Боря, сжав револьвер двумя руками и приготовившись стрелять.

Вместо ответа отец от души приложился ногой в область замка. Замок остался на месте, а вот та часть косяка, куда входил язычок, вылетела с мясом. Распахнувшаяся дверь сбила с ног мутанта. А тот был довольно-таки крепок и силён, хотя и не мог сравниться с тем прыгуном, что сплющил их машину.

Встать ему уже не позволили, два выстрела пробили мощную грудь, а потом Боря, осторожно войдя внутрь, с размаху впечатал в темя клевец. Впрочем, и это был ещё не конец, острие завязло в мягких тканях, нормально пробить череп получилось только с третьей попытки.

— Покойся с миром, Вова, — печально произнёс отец, перешагивая через труп хозяина квартиры. — Боря, ищи сейф.

Поиски оказались недолгими, правда, в процессе нашли кое-что ещё. Этим кое-чем был начисто обглоданный скелет на кровати. Дверь в дальнюю комнату была почему-то прикрыта, но, стоило её раскрыть, запах едва не свалил с ног обоих, несмотря на то что оба закрывали лица самодельными масками.

— Старушка-мать, — резюмировал отец. — Он в самом начале заразился, она — нет. Кончилось всё плохо. Можно сделать вывод, на какое развитие мутанту хватает одного съеденного человека.

— Пап, пойдём уже, — попросил Боря, они вышли из комнаты и прикрыли дверь. Только запах при этом никуда не делся.

Сейф обнаружился в другой комнате. В соответствии с рекомендациями, он был спрятан в вещевом шкафу, где отсутствовала задняя стенка. Широкий и плоский сейф, внутри явно не один ствол. Была мысль поискать ключи, но решили не терять время, тем более что самодельный железный ящик запирался двумя, относительно простыми навесными замками. Даже болгарку брать не стали, отец справился монтировкой, которая при этом основательно погнулась. Замки всё же оказались не такими простыми, будь на месте отца менее сильный человек, открыть бы не получилось.

Стволов было пять. Отец начал поочерёдно брать их в руки и осматривать.

— Вот это, раритет, ТОЗ-66, двенадцатый калибр, — в руки Бориса перекочевала двустволка, старая и потёртая, с курками снаружи. — Тебе, отпилишь, как хотел, для ближнего боя подойдёт. Сейчас присмотрю для дальнего.

В руках отца теперь оказалась винтовка Мосина, точнее, судя по небольшой длине, карабин на её основе. Отец повертел старинный девайс в руках (старинный, в смысле, давно придуманный, а не изношенный, оружие было в идеальном состоянии), заглянул в ствол, поцокал языком, потом выдал вердикт:

— Это тоже тебе, для стрельбы на большие дистанции.

— Мосинка? — обрадовался Борис.

— Не совсем, — отец покачал головой. — Карабин, КО-44, если не ошибаюсь. Даже не карабин, а ружьё. Нарезка Ланкастер.

— А по-русски? — попросил сын, услышавший натурально китайскую речь.

— Это такая винтовка, которую покупают люди, не имеющие лицензии на нарезное оружие. Есть гладкая лицензия, а хочется стрелять пулями далеко и желательно точно. Для них и придумали такое чудо.

— Так что за чудо? Чем оно отличается? — спросил Боря, разглядывая винтовку. — Гладкоствольная?

— Ни то, ни сё, — отец продолжал говорить загадками. — Там труба, которую сплющили с боков до овального состояния, а потом скрутили в спираль. Вроде и нарезка внутри есть, и в то же время ствол, вроде бы, гладкий. В общем, тебе не понять…

— Пап, хватит, а?! — Боря, кажется, впервые в жизни вспылил. — Ты и так меня всю жизнь идиотом называешь! Может, хоть сейчас не будешь?!

— Борь, ты чего? — отец и сам удивился.

— Да, я в технике не шарю! — продолжал заводиться Борис, его отчего-то накрыло именно сейчас, всё, что копилось в душе последние двадцать лет, он решил высказать в ответ на относительно безобидное замечание. — Это повод считать меня балбесом?

— Сядь, Боря, — по лицу отца было видно, что он сначала хотел прикрикнуть на сына, возможно, даже сунуть незаметно под дых кулаком, да только передумал и положил на плечо Бори широкую ладонь. — Сядь, и давай поговорим.

— Чего вы с мамой второго ребёнка не завели? — в глазах Бори стояли слёзы. — Глядишь, был бы весь в тебя. А я вот неудачный. Тупой, жопорукий и ничего не умею. Двигатель с завязанными глазами не разбираю и проводку в квартире починить не могу.

— Ты не тупой, Боря, — отец тоже впервые говорил с сыном вот так. — Совсем не тупой. Вспомни, ты ведь школу с медалью окончил. И в универе бесплатно учишься. И книг море прочитал, так ведь? Знания твои вон, даже мастерам пригодились.

— Учусь, — Буркнул Боря. — На филолога. Ты помнишь, как сам к этому отнёсся?

— Борь, пойми меня правильно, меня жизнь побила сильно, но благодаря своим знаниям и умению работать, я смог занять в ней не последнее место. И тебе я добра желал. Ну, что тебе даст диплом филолога? В самом лучшем случае, будешь в том же универе преподавать. За копейки. В худшем — преподавать в школе, и тоже за копейки. Единственное, ты, вроде бы, здоров, мог бы с вышкой в силовые структуры устроиться. Там карьеру можно сделать.

— Но ты ведь не этого хотел, так?

— Я хотел…

— Из меня сделать себя, — уже спокойно заметил Боря, глядя отцу в глаза. — Даже не себя, другого себя. Ты вспомнил свой жизненный путь, все свои неудачи, прикинул, что я пойду по жизни так же, только с помощью твоего мудрого совета неудач не допущу. Всё равно, что второй шанс для тебя.

— Но ты — не я, — угрюмо проговорил отец.

— Извини, папа.

— Извини и ты меня, не понял сразу, что нельзя с тобой гайки закручивать и ломать через колено, приходится вот теперь, в двадцать лет по душам говорить. Прости.

Боря молчал. Пришлось отцу встать и подойти ближе.

— Вставай, Борис Сергеевич, нас ждут великие дела. Бери винтарь, он теперь твой. Идём мир спасать.

— Мир? — Боря словно только что осознал, что мир изменился, и в новом мире уже нет разницы, на кого он поступил, сколько у него денег, как разбирается в технике, служил ли в армии. Новый мир он про другое, в нём нет места карьере и стяжательству, нищете и роскоши, есть место только выживанию. — Нам бы самим выжить.

— А это, Боря, одно и то же. При таком апокалипсисе, прости господи, в одиночку выжить нельзя, выживание нас с тобой и выживание мира, пусть даже нашего, маленького мира, — это две взаимосвязанные вещи. Мы, то есть, люди, горожане, к счастью своему, остались людьми, объединились и стали бороться за жизнь, вместо того чтобы драться между собой и делить власть и деньги. Вот и дальше будем ими оставаться, глядишь, когда-нибудь этот бардак закончится.