Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Нансен все-таки убедил Скотта взять, помимо пони и мотосаней, немного собак. В отличие от Амундсена, он не знал, что лучшие собаки для упряжек водятся в Гренландии, но в любом случае было бы слишком трудно заказать их там, да и времени уже не оставалось. В качестве возницы Скотт выбрал Сесила Мирса, который в начале 1910 года ездил за собаками в Восточную Сибирь.

Пони, которых собирался взять Скотт, водились в Маньчжурии – это был вид, особенно устойчивый к холодам. Поскольку Маньчжурия находилась примерно в том же направлении, что и Сибирь, в последний момент Скотт решил, что Мирс сможет купить и пони.

Итак, человек, совершенно не разбиравшийся в лошадях, занялся их покупкой – чрезвычайно трудным делом. В то время как Оутс, знавший о них все, остался на «Терра Нова», выполняя обязанности, с которыми мог справиться обычный матрос.

Скотт почему-то предполагал, что всякий знавший хоть что-то о собаках обладает достаточной квалификацией для покупки лошадей. Это был странно-беспечный способ отбора животных, от которых зависел не только исход экспедиции, но в итоге и его собственная жизнь.

Оутс был удивлен, ведь он присоединился к экспедиции именно в качестве специалиста по лошадям и предполагал, что будет выбирать их сам. Но он был не из тех, кто обсуждает приказы руководства, а потому решил, что Скотт «имеет право на свои методы управления» – и дело с концом. По крайней мере так он говорил в своих публичных комментариях.

Путешествие Мирса за животными само по себе достойно небольшой саги.

В январе он отправился по Транссибирской железнодорожной магистрали в Хабаровск. Оттуда в санях, запряженных лошадьми, спустился по замерзшему Амуру до Николаевска, расположенного на берегу Охотского моря, проехав ни много ни мало 660 миль.

Николаевск оказался унылым русским поселением в унылом субарктическом районе, в то время известном своими собаками и возницами собачьих упряжек. Это один из тех медвежьих углов Дальнего Востока, с которыми так хорошо был знаком Мирс, который при первом знакомстве показался Скотту бродягой, бездомным скитальцем. Несомненно, такое впечатление он и хотел производить.

Между тем Сесил Генри Мирс был сыном майора Королевского шотландского полка мушкетеров и хотел пойти по стопам отца, вступив в регулярную армию, но по какой-то причине ему это не удалось.

В 1896 году в возрасте восемнадцати лет он уехал на Восток. Там, с перерывом на участие в Англо-бурской войне (несмотря на предыдущую неудачу с армейской службой), он провел следующие десять лет. Мирс хорошо знал Индию, но бóльшую часть времени проводил в Сибири и Маньчжурии. Дела, которыми он там занимался в действительности, покрыты мраком. Он был «вольным стрелком», близким к военному ведомству, говорил на трех языках – русском, китайском и хинди. Похоже, что он специализировался на Восточной Сибири и приграничных областях Российской империи, – не очень типичное поведение для бесцельного бродяги. Он наладил отличные связи с русскими чиновниками и любил при случае подчеркивать этот факт. Дальнейшая карьера Мирса говорит о большом доверии, которое оказывали ему британские власти. Он явно был связан с разведкой.

Во время своих многолетних скитаний он научился водить собачьи упряжки и неоднократно совершал длительные зимние путешествия, в частности пересек Сибирь, дойдя до мыса Челюскина в Северном Ледовитом океане – самой северной точки Азии (это расстояние примерно в две тысячи миль). Скотту его порекомендовал какой-то чиновник из Адмиралтейства.

Это было весной [писал Мирс своему отцу из Николаевска], на самом деле я имел очень крупный контракт – выбрать всех этих животных… Я был очень занят… проверял собак, выбирал одну-две, составлял упряжку, проезжал на ней сто миль, отказывался от тех животных, которые не подходили, и ставил на их место других.

Тем же методом пользовался Даугаард-Йенсен, подбирая в Гренландии собак для Амундсена.

На этом сходство заканчивалось. Даугаард-Йенсен отобрал сто собак, Мирс – тридцать три. От Даугаард-Йенсена никто не требовал лично доставить животных, Мирс должен был это сделать, причем в одиночку. От него ожидали слишком многого. В Николаевске он уговорил русского возницу Дмитрия Гирёва присоединиться к экспедиции в качестве его помощника.

В конце мая собак отвезли на пароходе по Амуру в Хабаровск, а оттуда – поездом во Владивосток. Там, по дороге со станции в питомник, на них напал бешеный пес. Но губернатор не зря предоставил вооруженное сопровождение – пса застрелили прежде, чем он успел кого-нибудь укусить.

Оставались маньчжурские пони. Мирс, ничего не смысливший в лошадях, поручил своему знакомому купить их на ярмарке в Харбине. Этот человек– взял себе в помощники еще одного русского – Антона Омельченко, который был жокеем на ипподроме Владивостока. Антон тоже стал членом экспедиции.

Во время экспедиции Шеклтона пони темной масти умерли раньше, чем светлые. На этом основании Скотт пришел к заключению, что пони светлой масти лучше во всех отношениях, и настоял на покупке именно таких животных. Это характерный пример путаницы, царившей в голове Скотта, и его навязчивых мыслей о Шеклтоне. В любом случае такой приказ привел к ненужным трудностям. Пони светлой масти в Харбине было немного, так что выбор оказался невелик. В итоге сделка состоялась, и продавец, как позже на своем ломаном английском отметил Антон, «остался с весьма большой улыбкой».

Чтобы доставить свой громоздкий зверинец из Сибири в Новую Зеландию, Мирс телеграфировал Скотту и, имея на то все основания, попросил выделить ему помощника. В то время на Дальнем Востоке находился брат Кэтлин Скотт, офицер торгового флота Вилфред Брюс, тоже записавшийся в экспедицию. Характерно, что Брюс, торопившийся домой, выбрал для этого трудное двухнедельное путешествие по Транссибирской магистрали – и только в Британии выяснил, что Скотт пытался остановить его телеграммой еще в Иркутске, чтобы направить на помощь Мирсу. Брюс невозмутимо прокомментировал эту новость:

Я предположил, что если пробуду две-три недели в Англии, то обратное путешествие через весь континент окажется не очень трудным, и план будет все равно выполнен.

Он попал во Владивосток вовремя, чтобы помочь Мирсу с погрузкой. Это было, как записал он в своем дневнике,

ужасно… сильный дождь, грязь на улицах по колено. Два пони дважды вырывались, Антон их ловил. Сидя верхом на одном из них, он пытался завязать веревку, пони пришел в ярость, встал на дыбы и ударил меня копытами по плечам. Правда, не так больно, как можно было ожидать.

После мучительного пересечения Тихого океана, сменив три корабля за пять недель, Мирс прибыл в новозеландский Литтлтон, не потеряв ни одного животного, но перестал общаться с Брюсом. «Конечно, он, как говорится, “свой парень”, – охарактеризовал его Мирс, – но слишком уж дурашливый для такой работы». Брюс искренне отвечал тем же: Мирс «немного не в моем вкусе». Кроме того, Мирс вызывал недовольство попутчиков своей неряшливостью, небритостью и появлением на палубе в пижаме. На восстановление сил после этого путешествия у него было два месяца – 28 октября в Литтлтон на «Терра Нова» прибыл Скотт. На следующий день он приехал к Мирсу и с облегчением – после нескольких месяцев неизвестности – убедился, что его миссия оказалась успешной.