Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Для моряков, по словам Дэвиса,

наступило очень тяжелое время: они скученно жили в тесных кубриках на нижней палубе… под местом, где стояли пони… Вся их одежда… была пропитана лошадиной мочой, которая просачивалась сквозь протекавшую обшивку трещавшего по швам и деформировавшегося корабля.

Скотт был молчалив, несчастен и пассивен. Командование взял на себя «Тедди» Эванс.

Он послал инженеров прорубить проход в переборке, чтобы добраться до всасывающих труб помпы. Эта работа по горло в трюмной воде заняла десять часов. Тем временем Эванс выстроил свободных людей в цепочку, по которой ведрами вычерпывали воду из машинного отделения, спасая корабль. Может, это и не сильно помогло делу, но точно подняло дух тех членов команды, которые были новичками в море.

Если перевести все происходившее на сухой язык цифр из судового журнала «Терра Нова», то получится следующая картина: дул ветер силой в 10 баллов по шкале Бофорта, между 48-м и 55-м узлами, волны были до 35 футов высотой.

Так случилось, что 11 ноября «Фрам» попал в точно такой же шторм, только юго-западнее. Записи Амундсена гласят:

Шли по ветру под одним фоком и внутренним кливером… как прекрасно он справляется [с волнами]. Если стараться держаться [к ним] кормой, то не верится, что мы вообще находимся в море. Конечно, когда волны приходят с борта, их замечаешь – килевая качка здесь сильная, но воды в корабле все равно нет.

Но «Фрам» не был перегружен. При подготовке экспедиции все планировалось с таким расчетом, что корабль может попасть в худшие из возможных погодных условий. Его помпы были современными и работали безотказно.

В сравнении с таким уровнем подготовки Скотт, казалось, играл в какую-то детскую азартную игру. Как отметил Боуерс с ноткой упрека, «ужасный океан – наш лучший друг. Лишь когда вы пытаетесь заигрывать с ним, риск становится очень велик».

Удача не оставила Скотта. Ранним утром 3 декабря, после тридцати шести часов ревущего ада, ветер, к счастью, начал стихать. Скотт отделался всего лишь собственным сильным испугом, потерей двух пони, двух собак, десяти тонн угля, шестидесяти пяти галлонов бензина и примерно десяти футов фальшборта.

Команда была уверена, что корабль спас Эванс, и приветствовала его, когда он появлялся на палубе. Скотту это не понравилось.

9 декабря «Терра Нова» вошел в паковый лед, и здесь удача отвернулась от Скотта: он стал жертвой своих навязчивых мыслей о конкуренте. Поскольку в 1908 году Шеклтон на «Нимроде» легко прошел на восток этим путем, Скотт слепо последовал тем же маршрутом, хотя разум подсказывал ему, что это не подтверждается ничьим прежним опытом, даже итогами его собственного плавания на «Дискавери». За это, как сам Скотт отметил с бессознательной иронией в письме домой, он был вознагражден «самыми плохими условиями, чем какой-либо из кораблей ранее». В паковых льдах он оставался три недели.

«Ни один корабль… не справился бы здесь так же хорошо, – написал Скотт, когда 30 декабря “Терра Нова” наконец вышел на открытую воду моря Росса. – Конечно, “Нимрод” никогда не дошел бы до южных берегов, окажись он в таких паковых льдах».

Но общий результат был печальным: задержались на несколько недель, сожгли лишний уголь. Он замкнулся в себе и почти ни с кем, кроме Уилсона, не говорил. Но все остальные были зачарованы увиденным: огромные белоснежные поля с усеявшими их тюленями и птицами стали экзотической интерлюдией между освоенным прошлым и неизведанным будущим. Гран лирично писал в своем дневнике о «разводьях во льдах, где на поверхность воды ночной мороз набрасывает свою прекрасную тонкую сеть… Мы словно плывем по озеру, на котором цветут тысячи белых лилий, покачиваясь от дуновения вечернего бриза».

Гран выбрал подходящую льдину, на которой открыл свою лыжную школу в соответствии с оптимистичными ожиданиями Скотта, считавшего, что за неделю-другую можно превратить группу новичков в опытных лыжников. Наиболее примерными учениками были в основном офицеры и ученые. Почти все матросы учиться отказались. Гран так и не смог забыть снисходительное выражение лица старшины Эванса, назвавшего лыжи «досками».

2 января Скотт снова увидел гору Эребус с ее легким дымным плюмажем. Лед блокировал вход в старую штаб-квартиру «Дискавери» в проливе Макмёрдо, и после некоторого колебания Скотт решил высадиться на небольшом скалистом выступе примерно в шести милях к югу от мыса Ройдса, который со времен экспедиции «Дискавери» прозвали мысом Сквари. Теперь Скотт переименовал его в мыс Эванса «в честь нашего отличного старшего помощника». Чтобы перевезти груз по льду с «Терра Нова» на твердую землю, мобилизовали все четыре вида транспорта: собак, лошадей, мотосани и людей. Разгрузка, однако, была спланирована из рук вон плохо и представляла собой сплошную путаницу и неразбериху. Раймонд Пристли, один из членов экспедиции Шеклтона, наблюдая за этим хаосом, провел прямое сравнение

между тем, как здесь была организована работа, и тем, как мы выгружали запасы на мысе Ройдса… здесь слишком много командиров, а рядовые никогда не знают, в какой момент и чьи приказы обязаны выполнять… чтобы экспедиция добилась успеха, ее следует полностью избавить от любых идей из копилки военно-морского флота… в этом смысле я снова и снова вспоминаю экспедицию Шеклтона.

Однажды утром Понтинг, с энтузиазмом работая над первым профессио-нальным антарктическим фоторепортажем, заметил касаток, двигавшихся у кромки льда, и подбежал поближе, чтобы сделать снимок. По словам Кэмпбелла,

касатки решили, что он – тюлень, и, подплыв прямо под льдину, ударили по ней с такой силой, что откололи от нее целый кусок, на котором Понтинг и остался. Ему удалось спастись только благодаря невероятному проворству… сколько иронии в том, чтобы быть съеденным китом, думающим, что ты тюлень, и затем выплюнутым им потому, что ты – всего лишь фотограф.

Это было первое предупреждение о состоянии льда. Следующее поступило утром 8 января, в тот день, когда на берег должны были доставить третьи мотосани и один из моряков провалился в снег по шею. Скотт не придал значения этому случаю. Два дня стояла оттепель и было сильное волнение на воде. Мотосани опустили через борт на примыкающую к кораблю льдину. Скотт вышел на берег, оставив Кэмпбелла руководить процессом. Вскоре после этого лед у корабля начал ломаться. Примерно в это же время команде сообщили, что Скотт наткнулся на рыхлый лед и чем скорее мотосани доставят на берег, тем лучше. Приказ был выполнен – как всегда – без рассуждений, хотя здравый смысл подсказывал, что единственным– разумным выходом было снова поднять мотосани на борт. На то, чтобы завести двигатель, времени уже не было. К мотосаням привязали буксировочный трос, все взялись за него и потащили свой груз на берег. Метеоролога Симпсона послали вперед – проверять крепость льда. Но его зондировочный щуп был слишком толстым, а он сам – слишком неопытным, чтобы вовремя обнаружить опасность. Люди не прошли и ста метров, как лед под ними треснул. Сани проломили его и мгновенно ушли на глубину, едва не утащив с собой нескольких человек. Спасти их было невозможно. Современные моторные сани, гордость экспедиции, безмолвным предзнаменованием опустились вглубь на сто морских саженей – и нашли свою могилу на дне пролива Макмёрдо.