Франклин Рузвельт - Георгий Чернявский

Съезд Демократической партии, которому предстояло выдвинуть кандидата в президенты и номинантов на другие государственные должности, работал в Чикаго 15—18 июля. Уже перед началом съезда наиболее значительные партийные фигуры склонились к решению вновь выдвинуть Рузвельта, имея в виду международную ситуацию и опасаясь, что любой другой кандидат потерпит поражение в битве с харизматическим кандидатом от республиканцев Уэнделлом Уилки. Рузвельт же передал, что согласится на номинацию только в том случае, если ее одобрит подавляющее большинство делегатов, одновременно направив съезду явно лицемерное, противоречившее первому заявлению послание о том, что не желает выдвигаться в третий раз.

Ситуация определилась сразу же после торжественного открытия съезда чикагским мэром на огромном городском стадионе, когда сенатор от Кентукки Албен Баркли стал читать послание Рузвельта о его нежелании оставаться на посту. Едва он начал чтение, как начальник чикагской городской канализационной сети Томас Герри, спрятавшийся в полуподвальном этаже стадиона, подключил микрофон к громкоговорителям и закричал: «Мы хотим Рузвельта! Весь мир хочет Рузвельта!» Этот возглас, который потом злые языки стали называть голосом из канализации, был подхвачен массой делегатов и гостей, исступленно оравшей: «Мы хотим только Рузвельта!», «Все хотят Рузвельта!»

Баркли, правда, удалось не только дочитать текст до конца, но и произнести свои слова: «Президент никогда ранее не имел и не имеет сейчас намерения или желания продолжать оставаться на своем посту, быть кандидатом на него или быть этим съездом выдвинутым на этот пост. Он желал бы совершенно серьезно и ответственно заявить, что делегаты настоящего съезда свободны голосовать за любого кандидата».

Это были очень неосторожные слова, ведь они означали, что Рузвельт как бы отнимает у делегатов их законное право на выдвижение кандидатур, для того чтобы тут же вручить им это право как милость. Но в пылу страсти, которая господствовала на съезде и выражалась в криках «Мы хотим Рузвельта!», этой оплошности никто не заметил. Более того, слова президента по существу означали, что он не станет возражать в случае его выдвижения, а будет, мол, нести свою ношу до конца.

Были выдвинуты и другие кандидаты. Но уже в первом туре за Рузвельта голосовали 946 человек (86,2 процента), за всех остальных — 147. Кандидатом в вице-президенты по рекомендации Рузвельта был выдвинут левый либерал Генри Уоллес, причем потребовалось преодолеть сопротивление, подчас настолько сильное, что Рузвельту пришлось выдвинуть ультиматум: «С Уоллесом или без меня». «Я откажусь участвовать в выборах, если моим партнером станет реакционер», — говорил он в эти дни С. Розенману.

Речь Рузвельта по радио с согласием баллотироваться, произнесенная уже после закрытия съезда, 19 июля, прозвучала несколько лукаво. Он сделал вид, будто принимает выдвижение, только учитывая сложившуюся обстановку и жертвуя своими личными интересами: «Как и многие другие люди моего возраста, я имел планы на будущее с января 1941 года. Но эти планы, как и многие другие вещи, относились к тому миру, который представляется сейчас таким же далеким, как другая планета. Из-за висящей над нами угрозы все частные планы, все частные жизни прекращаются. Народ должен избрать своего президента. И если выбор падет на меня, я с Божьей помощью буду служить в меру моих сил и способностей».

* * *

Демократы проводили предвыборную агитацию под лозунгом «Два срока заслуживают третий!», причем многократно повторялась поговорка Don't change horses in the middle of the stream, русским аналогом которой является «Коней на переправе не меняют». Подчеркивалось, что эту поговорку использовал Авраам Линкольн в избирательной кампании 1864 года во время Гражданской войны между Севером и Югом. В чрезвычайной обстановке ни в коем случае нельзя заменять президента — именно так разъяснялось это присловье.

Кандидат республиканцев Уилки являлся опасным соперником. Он был полон энергии, непритязателен, прост в общении, а главное — его позиции были близки тем многим американцам, которые всё еще считали, что военные бури настолько далеки от Америки, что не могут ее непосредственно затронуть. Уилки, правда, не был изоляционистом в полном смысле слова. Он соглашался с необходимостью оказывать на определенных условиях помощь странам, ведущим борьбу против агрессии. Что же касается рузвельтовской внутренней политики, здесь он был непримирим. В начале избирательной кампании он называл «Новый курс» катастрофой, нарушившей свободное предпринимательство, вызвавшей отчуждение наиболее эффективных деловых кругов. Республиканский кандидат умело пользовался тем, что избиратели уже подзабыли то тягчайшее положение, в котором находилась страна в начале 1930-х годов, и мощные позитивные сдвиги в экономике и социальных отношениях вследствие проведения «Нового курса».

Осознав, однако, что значительная часть сторонников Рузвельта поддерживает его именно как изобретателя и проводника «Нового курса», Уилки несколько изменил свою аргументацию: он, мол, выступает за «новый республиканизм», сочетающий позитивную сторону «Нового курса» с требованиями «дешевого правительства» и открытого рынка. Это привлекло на его сторону некоторых влиятельных деятелей, в том числе профсоюзного лидера Джона Льюиса, что было для Рузвельта опасно, так как за ним шли массы рабочих.

Соперника Рузвельта делал уязвимым для критики тот факт, что в недавнем прошлом он поддерживал Демократическую партию, от которой теперь открещивался. Всю страну облетели слова сенатора Джеймса Уотсона по поводу позиции Уилки: «Если проститутка раскаялась и решила возвратиться в лоно церкви, я лично буду приветствовать ее и приведу ее к Святому престолу, но, пожалуйста, не просите меня сразу же назначить ее главой церковного хора».

Но самым слабым местом республиканского кандидата являлось, разумеется, то, что на решающем этапе президентской гонки он критиковал не цели, а методы Рузвельта, признавал целесообразность основных установок проводимой им не только внешней, но и внутренней политики. Особое внимание Уилки сосредоточил на том, что Рузвельт, выдвигаясь на третий срок, нарушает американскую традицию и это может в конце концов привести к установлению единоличной диктатуры.

Рузвельт так организовал избирательную кампанию, чтобы она как можно меньше препятствовала ему в выполнении государственных обязанностей. Несколько совершённых им поездок по стране были спланированы таким образом, чтобы президентский поезд оставался в сравнительной близости от Вашингтона, а главное — на первый план нарочито выдвигались не агитационные, а деловые, инспекционные цели вояжей. Президент избирал для посещения прежде всего объекты военного строительства, учения воинских частей и т. п.

Волей-неволей он должен был делать уступки всё еще господствовавшим изоляционистским настроениям. Однажды он произнес: «Ваши парни не будут посланы на зарубежные войны».

Трактовались эти слова по-разному. Изоляционисты уверяли, что президент дал торжественное обещание не участвовать в мировой войне. Сторонники Рузвельта позже проводили противопоставление между «зарубежной войной», ведущейся между другими странами, и той, которая была бы начата в результате непосредственного столкновения Соединенных Штатов с какой-либо агрессивной державой, поясняя, что такая война уже не могла рассматриваться как зарубежная. Во всём этом было немало демагогии, но как можно было без нее обойтись в стремлении выиграть выборы?