Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева

Ник рывком поднялся и снова побежал.

Он успел заметить, как распрямился раненый зверь, но среагировать уже не мог. Накрыла тяжелая туша, повалила. Сил у зверя хватило только на прыжок, добраться до горла не получилось. Ник заорал, барахтаясь в снегу. Пистолет оказался зажат между животом и брюхом, не вывернуть. С треском разорвалась куртка на плече, клыки скользнули по коже. Ник дернул рукой и все-таки выстрелил – один, второй, третий. Стрелял, даже когда зверь перестал шевелиться.

«Патроны, дурак!»

От острого запаха мокрой шерсти и крови мутило. Подтянулся на руках, вытаскивая себя из-под зверя. Сначала поднялся на четвереньки. Его шатало. «Вставай!» Матвей был еще жив – кричал.

Из-за деревьев выскочила девушка. Тоненькая, высокая, с копной спутанных волос.

– Стой! – заорал Ник.

Клубок вдруг распался. Звери припали к земле и зарычали. Ник успел – метнулся и упал, прикрывая собой л-рея. Вскинул руку с пистолетом. За секунду до того, как прыгнул вожак. Выстрел пришелся в раскрытую пасть, брызнуло кровью.

Оставшийся зверь вздыбил шерсть на загривке. Ник целился ему в глаз, но промахнулся. Пуля разорвала ухо. За звериным криком не было слышно второго выстрела, Ник нажал на спусковой крючок еще раз.

Патроны кончились.

«Я сейчас умру? Как глупо!»

Зверь надвинулся, загородив собой свет. Ник увидел прямо перед собой морду – ощеренная пасть, шерсть слиплась от крови. Увидел желтые глаза с узкими прорезями зрачков. И ткнул пистолетом. Ствол вошел в левую глазницу. Оглушило визгом.

Ник бил и бил рукоятью, не понимая, когда успел перехватить «тэрэшку». Руки были мокрыми, пистолет выскальзывал. Морда превратилась в месиво, а Ник все бил и, кажется, рычал сам.

– Он мертв! Хватит!

Кто-то пытался остановить его.

Девушка, та самая, с растрепанными волосами. Лицо бледное, на щеке брызги крови.

Ник узнал ее и сам ощерился не хуже оборотня:

– Ты?!

Оттолкнул и поднялся на колени, загораживая Матвея.

– Уходи. Убирайся! Ведьма!

Таня растерянно отступила.

– Зачем ты явилась? Добить меня? Удивлена, что не сдох?

Ник орал, срывая голос, и сам себе был противен: окровавленный, в звериной вони, готовый убивать. Перед глазами – красная пелена.

– Нет! – отчаянно замотала головой девушка. – Они сказали, с тобой ничего не случится! Я предала тебя, да! Но они обещали, что ты будешь жив. Клянусь!

– Не ври! Кому это надо?! Кто – они?

– УРК, – сказала Таня. – Это правда! Я испугалась клиники, да! Но я не…

– Откуда ты здесь?

– Меня привезли. Сайгар, мой куратор, и еще двое. А потом пришел Пес. Он показал дорогу к тебе.

Ник мотнул головой, пытаясь избавиться от пелены. Снег сквозь нее казался алым, или он и был таким – от крови? Вскинул лицо к небу. Оно медленно светлело, превращаясь из багрового в серо-голубое.

Кому верить?

Ведьме?

Или Георгу?

Взвизгнула Таня. Прижав ладонь к губам, она отступала, пока не ударились спиной в березу.

Ник замер, стоя на коленях.

Черные тени скользили по замершей реке, появлялись из-за деревьев, спускались с холма. Подобравшись ближе, они обретали плоть, краски, запахи. Становилось слышно, как под ногами и лапами скрипит снег. Кольцо сжималось, не вырваться. С неба на белый наст упала гигантская тварь. Она походила на изуродованную летучую мышь – сплошные кожаные лоскуты и перепонки, башка низко опущена, почти спрятана за скрещенными крыльями.

Ник вскинул пистолет. Он помнил, что нет патронов, но не мог опустить руку, продолжая целиться.

Тварь заскрежетала, задвигала крыльями. От этих звуков продрало морозом.

Тем более жутким показался чей-то смех. Вздрогнув, Ник обернулся.

На поваленном дереве сидела старуха в черном платье с брошью-камеей у горла. Расшитая серебром шаль ниспадала с плеч, касаясь бахромой снега. Старуха сидела очень прямо, сложив тяжелые от перстней руки на набалдашнике трости. За ее спиной стояла женщина. В возрасте, но красивая, темноволосая, с белым напудренным лицом и пронзительными глазами. Женщина улыбалась, показывая ямочки на щеках.

– Смешной мальчик, – нараспев сказала она. Вынула из кармана шубы зеркальце, алую помаду и неторопливо подкрасила губы. – С пистолетиком. На вампира. Пиф-паф.

Растерянный, Ник опустил «тэрэшку». Ухватившись за дерево – ноги не держали, и тело казалось чужим, – он встал.

– Фиска, уймись! – одернула женщину старуха. Посмотрела мимо Ника. – Ну, здравствуй, Татьяна. Вот и свиделись, не все ж мне тенью ходить.

Таня спросила недоверчиво:

– Это вы?! Там, на регистрации в УРКе. Это действительно вы?

– А кто ж еще. Оксанка! Дай ей мою шаль. Заморозим девчонку.

Из-за деревьев шагнула девушка, которую Ник не заметил раньше. На девушке было пальто, перехваченное ремнем, как в фильмах про блокаду. Над плюшевым воротником торчали косички с коричневыми бантами. Девушка взяла у старухи шаль и пошла к Тане, легко ступая по снегу. Улыбнулась – и Таня улыбнулась в ответ, точно отражение.

– Ведьмы, – сказал Ник.

– Догадливый мальчик, – усмехнулась женщина. Она подошла к л-рею и опустилась на корточки, пачкая в крови юбку.

Ник только сейчас решился взглянуть на Матвея.

Оборотни постарались. Грудь у л-рея была располосована так, что виднелись кости. Живот порван. Левая рука непонятно на чем держится, кажется, на клочках мяса. Правая вся в следах от зубов, только запястье защитили веревки.

Матвей открыл глаза. Это было так неожиданно, что Ник вздрогнул. Разве можно прийти в сознание – и не закричать? Разве можно вообще оставаться в сознании с такими ранами?

– Больно? – спросила Фиска. Провела пальцем по щеке л-рея, и тот замычал сквозь стиснутые зубы. На коже остался красный след от ногтя. – Ничего, миленький. Потерпи. Еще больнее будет. Уж я обещаю!

Оскалившись, женщина ткнула в рану на плече.

У Матвея лицо стало – в цвет снега. Но и сейчас он не разжал зубы. Вскрикнула Таня:

– Вы что?! Не надо!

– Дура! – окрысилась на нее Фиска. – Пожалела! Ты хоть знаешь, кто это? Твой л-рей!

Сказала, точно выплюнула. Как самое бранное, грязное слово.

– Тот самый. Который мог приехать, но не приехал.

Женщина схватила Матвея за волосы и дернула голову вверх. Л-рей закашлялся. Потекла кровь по подбородку.

– Думаешь, ему тебя жалко? Как же! Еще одна ведьма? Она жить хочет? Любить? Так пусть трахается по кабинетам с куратором. Тебя уже раскладывали на столе, девочка?