Состояния отрицания: сосуществование с зверствами и страданиями - Стэнли Коэн

Холокост, живущих в Америке, создавали образ людей, которые не могли отвести взгляд, как бы им ни хотелось, когда на телеэкране появлялись изображения Биафры и Вьетнама[478]. Как и спасатели, они чувствовали, что у них нет другого выбора, кроме как отреагировать. Они казались неспособными к безразличию; хотели они того или нет, но они видели то, что предпочли бы не видеть, чувствовали то, что чувствовать было некомфортно. Однако это не обязательно делало их более добродетельными или гуманными, и они мало сочувствовали антивоенным и другим политическим движениям шестидесятых. Может быть и большее несоответствие – даже дихотомия между «нашими» и «их» страданиями.

Расширение признания

Любой ребенок понимает, что в лучшем мире миссис Байс, Гитта Бауэр и Хью Томпсон не выделялись бы среди других людей. Мы должны надеяться, что многие хорошие люди получали хорошие зарплаты за то, чтобы думать об этих проблемах – в учреждениях Организации Объединенных Наций, аналитических центрах, университетах, правительствах, институтах исследования мира, проектах по разрешению конфликтов – и тоже понимают суть проблемы. Надо также предположить, что это серьезные, порядочные люди, знающие, что делают.

Между тем, менее амбициозная программа направлена на преодоление более пагубных форм культурного отрицания и поощрение большего признания. Нам уже сообщили плохую новость: простое предоставление людям дополнительной информации не поможет. Но как преодолеть разрыв между тем, что люди знают (и во что верят), и тем, что они делают. Социально-научный подход (когда-то названный «теорией когнитивного диссонанса») не обнадеживает. Если существует конфликт между противоречивыми представлениями о себе (я порядочный человек, но живу в стране, которая действует вопреки всем моим ценностям), то изменение отношения и соответствующие действия являются лишь одним из способов поиска соответствия, баланса или последовательности. Два иных способа уменьшения психологического дискомфорта встречаются чаще. Первый – восстановить равновесие, или хотя бы снять напряжение, перестав думать о беспокоящей теме: так называемое «удаление с поля» или «внутреннее изгнание». Второй – изменить, преобразовать или исказить информацию, опираясь на подсказки, одобряемые культурой отрицания: дела не так плохи, как кажутся, есть места и хуже.

Изменить отношение и поведение – особенно в условиях угрозы, отсутствия безопасности, наличия терроризма и риска – гораздо сложнее. Как хорошо знают политические лидеры, никогда не бывает достаточно просто представить факты, привести моральные аргументы или даже проявить терпение к глубокой неуверенности и страхам. Все это необходимо делать – но ради самого себя, а не в ожидании немедленных результатов. Рассмотрим четыре политические стратегии, возможные в такой ситуации: просвещение и профилактика, юридическое принуждение, призывы и прямое признание.

Просвещение и профилактика

Правозащитное сообщество разделилось в подходе к просвещению. При одном подчеркиваются достоинства ценностей прав человека: Всеобщая декларация – это «позитивный образ» – права как достижимые условия для достойной жизни. Другой («негативный образ») – это воспроизведение историй о зверствах и образов страданий. И тот, и другой необходимы для поощрения признания и связаны с политическими программами (не более чем либеральными рецептами) по превращению пассивных наблюдателей в активных, социально ответственных действующих лиц[479]. В них входят методы воспитания детей, которые подчеркивают ценности моральной инклюзивности и личного примера; терпимость к тем, кто отличается от других и расширение границ вашей моральной вселенной; просвещение общественности о пределах послушания и роли пассивных свидетелей в допущении совершения злодеяний; достоинства мобилизации людей в «сети заботы».

Но как именно это можно сделать? Кларксон предполагает, что точно так же, как Служба скорой помощи проводит занятия для обычных людей по обучению оказанию первой помощи, так и нам следует придумать «обучение вмешательству свидетелей»[480]. Программа должна включать подробные и яркие описания злодеяний, страданий, отрицания и соучастия. Они не предназначены для морального негодования или вуайеристского созерцания. Урок должен быть полностью сконцентрирован на разоблачении и опровержении показаний преступников и свидетелей. Нарративы об альтруизме и вмешательстве должны обеспечить альтернативный набор мотивационных обоснований, которые могут вдохновлять. Посмотрите, как они объясняют, что сделали. Можете ли вы представить себе использование тех же слов?

Мотивационными моделями должны быть не только легенды движений и лауреаты Нобелевской премии мира, но и обычные люди. Поучительным примером является Премия «Правильный образ жизни», вручаемая ежегодно с 1985 года в Стокгольме, за день до Нобелевской церемонии. Награды вручаются отдельным лицам и организациям, объединенным «видением неделимого человечества», работающим во имя социальной справедливости и прав человека, мира и разоружения, защиты меньшинств, прав женщин, экологических проблем. Лауреаты приезжают отовсюду: общественный организатор из Буркина-Фасо; адвокат, добровольно работающий в защиту прав огони в Нигерии; борец за права цыган в Венгрии; техник (Мордехай Вануну), раскрывший подробности секретного израильского завода по производству ядерного оружия. На другом уровне среди этих частично известных людей находятся такие люди, как миссис Байс, Лена, Жан Батист Нтетуруе, Никки дю Приз и Хью Томпсон.

Помимо идеалов и образцов для подражания, люди должны знать, как и где они могут реализовать свое желание помочь. Существуют справочники, в которых перечислены эти возможности[481], но они не связывают признание с действием. Потребность жертвы в возможности рассказать о своих страданиях также относится и к свидетелю. Один терапевт предлагает разработать «пути» для жертв семейного насилия[482]. Эти пути должны быть пройдены для раскрытия информации, и жертвы должны заранее знать о них. Пути для жертв (и свидетелей) должны быть доступными, проходимыми, взаимосвязанными и заслуживающими внимания.

Юридическое принуждение

На первый взгляд закон выглядит слишком грубым инструментом, позволяющим либо предотвращать состояния отрицания, либо принуждать к формам признания. Но если на действия можно повлиять, а это, безусловно, возможно, не пытаясь изменить сердца и умы, то почему бы не использовать нормативную и принуждающую силу закона? Регулирование и контроль используются и в других, не менее сложных областях общественной жизни. Есть четыре возможности: отрицание как преступление и обязанность помнить, спасать и знать.

Отрицание как преступление

Ряд стран – Австрия, Франция, Канада и Швейцария в девяностых годах, Израиль и Германия ранее – приняли законы против отрицания Холокоста и/или геноцида и других преступлений против человечности[483]. Такой законодательный акт происходит из более общего применения уголовного закона против подстрекательства к ненависти и дискриминации. Деяние иногда называют «преступлением на почве ненависти»: преступления, совершенные по этническим, расовым или религиозным мотивам. Другие законы запрещают распространение взглядов, основанных на утверждениях о расовом превосходстве или выражениях презрения, подразумевающих расовую неполноценность.

Политические причины, лежащие в основе законов об отрицании Холокоста, включают сочувствие жертвам, (правильное) понимание того, что ни осуждение, ни научные аргументы не одолеют ревизионистские и