Состояния отрицания: сосуществование с зверствами и страданиями - Стэнли Коэн

другие исторические отрицания, а также обеспокоенность по поводу возрождения крайне правых, особенно в Европе. Утверждения о том, что «так называемый Холокост» был мистификацией, сфабрикованной евреями с целью вымогательства компенсации у Германии, очевидно, связаны с разжиганием ненависти и насилия против евреев. Однако согласно некоторым законам буквальное отрицание истребления как исторического события само по себе не является основанием для осуждения. Также должно иметь место намерение подстрекать или утверждать, что ответственность за мистификацию несут евреи. Согласно израильскому законодательству, «отрицание или уменьшение масштабов деяний» во время нацистского режима («преступлений против еврейского народа или против человечности») требует доказательства намерения защитить преступников или выразить им сочувствие.

Некоторые западноевропейские законы приближаются к запрету отрицания злодеяний самих по себе, не требуя умысла или подстрекательства. Французское законодательство направлено против любого, кто оспаривает существование определенных преступлений против человечности. Охвачены все три классические формы отрицания: отрицание фактов, их интерпретация и их оправдание. Наказанию подлежит любой человек, который публично отрицает, грубо умаляет, одобряет или пытается оправдать национал-социалистический геноцид или другие его преступления против человечности (Австрия); грубо преуменьшает или пытается оспорить геноцид и другие преступления против человечности (Швейцария). Согласно немецкому законодательству запрещаются попытки одобрять, отрицать или интерпретировать как безобидные действия в рамках законов против «оскорбления».

Аргументом в пользу специальных законов, противостоящих отрицанию преступлений против человечности, является то, что нельзя полагаться на общие положения, запрещающие подстрекательство, распространение лжи, прославление преступлений или защищающие честь. Существуют очевидные возражения против свободы слова и других гражданских свобод. Другие критики утверждают, что такого рода судебные процессы приведут только к появлению мучеников. Трудно сказать, производят ли эти законы какой-либо сдерживающий или превентивный эффект.

Обязанность помнить

Предполагается, что комиссии по установлению истины, политические процессы и расследования, а также попытки установить и обнародовать подробности прошлых злоупотреблений, снизят вероятность будущих правонарушений: «Никогда больше». Если это произойдет, то не возлагает ли это на правительство определенную юридическую «обязанность помнить»? Я считаю, что абсолютная и символическая ценность коллективного признания прошлого оправдывала бы создание Комиссий по установлению истины – с конкретными целями, минимальными стандартами и кодексами поведения – юридическим требованием во время переходных режимов.

Подкомиссия ООН по предотвращению дискриминации уже включила в свой проект декларации о принципах обязанность помнить:

Знания Народа об истории своего угнетения являются частью его наследия и, как таковые, должны сохраняться соответствующими мерами во исполнение обязанности государства помнить. Такие меры должны быть направлены на сохранение коллективной памяти от исчезновения и, в частности, на защиту от развития ревизионистских и отрицательных аргументов[484].

Обязанность спасать

Социально-научная работа об эффекте свидетеля и библейская притча о добром самаритянине призваны передать недвусмысленный моральный урок. Мы должны прийти к выводу, что соседи Китти Дженовезе, а также священник и левит, проходившие мимо раненого, не соответствовали элементарным стандартам моральной порядочности и гражданственности. Но может ли существовать юридически закрепленная обязанность, обязательство или требование вставать на защиту незнакомцев, особенно для спасения их жизней? Можем ли мы «принудить» к признанию?

Правовая концепция «обязанности спасения» является предметом сложных юридических дискуссий[485]. Существуют гражданские и уголовные законы, которые обязывают граждан вмешиваться или, по крайней мере, уведомлять власти, когда они становятся свидетелями чрезвычайных ситуаций, особенно когда на карту поставлена чья-либо жизнь. Типичные ситуации включают исчезновение детей, изнасилование, агрессия и насилие в семье. Законы о «спасении» или «обязанности оказывать помощь» имеют долгую историю и более распространены в правовой традиции континентальной Европы, чем в англосаксонских системах общего права[486]. Законы о вмешательстве свидетелей, тем не менее, все чаще обсуждаются в США – наиболее цитируемым прототипом является дело Китти Дженовезе.

Дебаты ведутся не о моральной ценности спасения, а о желательности и возможности использования закона для обеспечения соблюдения определенных стандартов. Многим людям не нравится идея юридического обязательства, согласно которому нежелание помогать тому, кто находится в опасности, считается правонарушением. Они утверждают, что добродетель нельзя узаконить; это нарушение гражданских свобод; совесть не может контролироваться законом; и что в любом случае такие законы не имеют исковой силы. Эти возражения становятся еще сильнее, когда моральная вина и понятие «непосредственной опасности» распространяются на жертв, живущих в отдаленных ситуациях, о которых вы четко знаете, даже если вы не являетесь их физическим свидетелем. Является ли моральное обязательство что-то сделать с этими страданиями эквивалентом требования помощи в ситуации, видимой свидетелем? В противном случае и если моральное обязательство применимо только к видимым, конкретным и известным опасностям, тогда призывы «сделать что-нибудь» с голодом в Бангладеш или внесудебными казнями в Шри-Ланке теряют свой универсальный моральный статус.

Обязанность знать

Еще более радикальным требованием, чем обязанность действовать, является юридическая обязанность знать и быть в курсе страданий и злодеяний. Никто не может подвергнуть сомнению наше искреннее незнание некоторых фактов. Но что если мы решили игнорировать их, сознательно закрыли глаза, перестали смотреть или читать новости? Разве мы не виноваты морально в недостатке внимания? Заслуживает ли нежелание быть информированным и признавать страдания других людей какого-то морального порицания?

Этика лжи, секретности и самообмана пытается найти ситуации, в которых оправдание незнания может освободить вас от моральной ответственности. Бок задается вопросом: Каков моральный статус стратегий избегания, используемых для утверждения о незнании о жестокости или страданиях, которых можно избежать?[487] Самонавязанное незнание, признает она, может отличаться от других форм незнания; при определенных обстоятельствах «намеренная слепота» может быть морально ответственной. Однако было бы излишним «расширять понятие моральной ответственности настолько, чтобы охватить все, что люди игнорируют или не заме-чают, или все ситуации, в которых мы воспринимаем некоторую рационализацию или стратегию избегания»[488].

Противоположным тезисом является идея «обязанности быть в курсе отдаленных злодеяний»[489]. С одной стороны, незнание о крупных злодеяниях не может быть законным моральным оправданием, если кто-то намеренно сохраняет себя неинформированным; с другой стороны, незнание является вполне законным оправданием, если у человека нет средств или возможностей для получения информации. Наиболее известные случаи находятся между этими крайностями. Феличе утверждает, что для «средних» жителей глобального Запада, таких как граждане США (получающие информацию от CNN?), незнание о зверствах, произошедших вдалеке, не является оправданием и, следовательно, не оправдывает их бездействия в отношении зверств. Если принято юридическое обязательство по предотвращению крупного вреда, то за этим следует обязанность предпринимать серьезные попытки быть в курсе и оставаться в курсе отдаленных злодеяний (особенно в сфере влияния вашей страны), и ее можно реально соблюдать. Феличе пытается отмахнуться от этих очевидных возражений против его предложения:

1. Обычные граждане слишком политически невежественны и наивны, чтобы