По волнам жизни. Том 1 - Всеволод Стратонов

Вспоминаю по этому поводу факт, бывший уже не в Туркестане, а на Кавказе, однако тоже с офицерами Генерального штаба. Как известно, оканчивавшие академию Генерального штаба по первому разряду зачислялись в Генеральный штаб, а их товарищи, которым на экзаменах менее повезло, оканчивавшие поэтому по второму разряду, получали только право на ношение академического значка, но в Генеральный штаб не зачислялись.

В летней резиденции кавказского окружного штаба, в Коджорах, произошел в мое время такой случай. Для чинов штаба была устроена летняя ротонда-клуб, где офицеры также и столовались. Так вот офицеры, кончившие по первому разряду, то есть зачисленные в Генеральный штаб, потребовали как-то для себя отдельную комнату для обедов, потому что они не соглашались обедать в том же помещении, где столуются и окончившие академию по второму разряду.

Карьеристические свойства офицеров Генерального штаба особенно дали себя знать в эпоху возникновения большевизма. Мне привелось наблюдать развитие большевицкой революции из самого центра — из Москвы. По моему впечатлению, ни один род оружия, ни одно из отделений военных управлений не дало такого большого процента перебежчиков в стан коммунистов, как это было с офицерами нашего Генерального штаба.

Эта черная роль значительного числа офицеров Генерального штаба не должна быть забыта в истории. Офицеры Генерального штаба всегда были исключительными баловнями по службе. Простая очередь несла их вперед, и офицерам достаточно было лишь заботиться о том, чтобы самим себе не слишком вредить. Преданные делу, а не карьере, офицеры Генерального штаба были редким исключением, по счастью, они все-таки были.

Из туркестанских офицеров Генерального штаба вспоминаю только о тех, которые чем-либо обратили на себя внимание в дальнейшем, во время Великой, а затем и гражданской войны.

Когда в штабе округа впервые появился только что вышедший из академии молодой капитан Генерального штаба Л. Г. Корнилов, он мало обратил на себя внимания. Небольшого роста, худощавый, со суженными монгольскими глазами, он только производил впечатление молчаливого человека.

Обедаю я как-то в гостях. Прислуга говорит:

— Приехал казак от начальника штаба. Привез пакет, но соглашается передать только вам в руки!

В пакете — письмо начальника штаба: ввиду особой секретности дела просит меня сделать у себя в астрофизической лаборатории увеличения с нескольких вложенных в пакет фотографий. Это — снимки, сделанные «кодаком»[342]: снимки азиатской крепости, с высокими глинобитными стенами.

Дело оказалось в следующем: молодой офицер Корнилов был послан в военную рекогносцировку на афганскую границу. Здесь он самовольно превысил служебное поручение. Подкупивши двух туркмен и сам переодевшись туркменом, Л. Г. темной ночью переплыл с ними пограничную реку, пробрался в окрестности мало известной нам крепости — кажется, это был Патта-Гиссар — и наснимал ее «кодаком» с разных сторон.

Возвратившись с этой добычей, Л. Г. не знал, похвалят ли его за проявленную инициативу или взыщут за самоволие. Было первое. Этим шагом Корнилов сразу привлек на себя внимание и выдвинулся среди остальных молодых коллег.

Познакомившись с Корниловым, я получил впечатление, как будто он постоянно занят своими мыслями, а потому так малоразговорчив. В нем, однако, я не замечал карьеристического заискивания перед начальством. Он пробыл в Ташкенте около года, а затем был переведен, кажется, на Дальний Восток.

Николай Николаевич Юденич был тогда сравнительно молодым, лишь в чине подполковника. Красивый, видный офицер, со свисающими запорожскими усами. Несколько полный, но это шло к его высокому росту.

Среди других офицеров Генерального штаба Н. Н. выделялся серьезностью. Не бывало слышно об его участии в их попойках и т. п. В то же время он проявлял, что было среди них вовсе редкостью, интерес к науке. Он был, например, деятельным членом правления Туркестанского географического общества.

В Ташкенте же он женился на вдове Александре Николаевне Сычовой, рожденной Жемчужниковой. В семье ее брата Н. Н. Жемчужникова часто устраивались для близкого кружка, в который входили оба Юденича и мы с женой, обеды. В таких случаях Н. Н. бывал приятным и веселым собеседником, но в то же время сдержанным. Как будто он всегда следил за собой и боялся, что скажет слишком много или вообще в чем-либо себя проявит.

Затем Юденичи переехали в Польшу, где Н. Н. командовал полком.

Через некоторое число лет мы снова встретились с Юденичами в Тифлисе. Он был назначен старшим помощником начальника штаба, следовательно, занял в военном мире видное положение. В нем военные заискивали.

Мы бывали у Юденичей на их журфиксах[343]. Собиралось много молодежи, преимущественно Генерального штаба. Эти гости сильно лебезили перед хозяевами. Сам Н. Н. старался быть простым и любезным хозяином, не считавшимся ни с чинами, ни с положением своих гостей. Все же казалось, что эти вечера хозяев, особенно А. Н., тяготят. Под конец нам стало противным наблюдать эту картину подлипальничества военной молодежи перед хозяевами, и мы перестали посещать журфиксы Юденичей.

В ту же пору у самих Юденичей возникли шероховатости с начальством. Жена наместника, графиня Елизавета Андреевна Воронцова-Дашкова бывала всегда подчеркнуто любезна и с грузинской аристократией, и с армянскими купчихами, но проявляла некоторое пренебрежение к русскому служилому люду и их дамам. По-видимому, на этой почве что-то и вышло с Юденичами.

Оба они, особенно А. Н., с тоскливыми лицами появлялись на короткий срок на приемах у графини В.-Д., но мы видели их веселые лица, когда они выходили из дворца. У нас, русских, обязанных по службе посещать приемы жены наместника, такое настроение бывало, впрочем, явлением нормальным.

Неприязнь графини Воронцовой-Дашковой к Юденичам, по-видимому, отразилась впоследствии даже на ходе военных действий во время Великой войны. Сначала фронтом против турок командовал генерал Берхман, начальник штаба на Кавказе. Но он неудачно захотел затмить славу Суворова, погнавши войска со стремительной скоростью, но и с большими и напрасными потерями вперед. Кончилось катастрофой. После этого командование фронтом фактически перешло к Юденичу, юридически же главнокомандующим являлся престарелый граф Воронцов-Дашков. Ходившая по России молва гласила, что графиня Воронцова-Дашкова вмешивалась, благодаря своему влиянию на слабовольного графа, в военные операции, нарушая этим стратегические планы Юденича. Она будто бы заставляла жертвовать общим планом кампании, чтобы защищать пользовавшееся ее симпатией армянское население от турок в местах, где происходили военные действия. Так ли это было на самом деле, покажет история войны.