Ночь печали - Френсис Шервуд

— Это опять началось! — закричала Кай. — Боль возвращается!

— Кай, но младенец здесь. Погляди.

Ребенок казался бледным. На голове у него росли густые черные волосы. Девочка сучила ножками в воздухе. Ступни, ладони, пальчики — все это было идеальной формы. Сморщившись, малышка дернула ногами и заплакала.

— Нет! — взвизгнула Кай. — Нет! Уберите ее от меня!

Племянница касика поспешно передала Малинцин младенца и, опустив ладони на живот Кай, в панике посмотрела на Малинцин.

— Что случилось?

— Послед уже вышел. С ребенком все в порядке.

Кай изогнулась от очередной схватки.

— Спокойно, спокойно. — Опустив голову на грудь Кай, племянница касика раздвинула ей ноги.

— Я посмотрю. Я не причиню тебе вреда, птичка. Позволь мне посмотреть. — Она покосилась на Малинцин. — Там что-то есть.

— Что-то есть?

— Еще один ребенок.

Малинче повернулась к Нуньесу, державшему на руках дочку.

— Там еще один ребенок.

— Вытащите его! Вытащите его! — закричала Кай. — Вытащите его! Он меня убивает.

— Нужно поднять ее на ноги, — скомандовала племянница касика.

— Вставай, — сказала Малинче.

— Не могу! — разрыдалась Кай. — Не заставляйте меня это делать.

— Не мучайте ее! — взмолился Нуньес.

После рождения первого ребенка лицо Кай приняло свой обычный золотисто-коричневый цвет, но теперь роженица снова побледнела.

— Рафаэль! — плакала она. — Me voy a morir. Я умру.

— Нет, — заверила Малинцин. Но, посмотрев на племянницу касика, увидела, что толстушка отводит взгляд. — Посади ее и держи ей ноги.

Кай начала пинаться и отбиваться.

— Скажи ей, что она должна сидеть смирно. — Племянница касика подозвала двух женщин, чтобы те держали Кай за лодыжки.

Разведя Кай ноги, она сунула ей палец в промежность, а другой ладонью нажала роженице на живот. Крики Кай разносились по всему дворцу.

— Что же будет? — спросил Нуньес.

— Все плохо. Ребенок расположен неправильно, — сказала Малинцин племянница касика. — Подними ее. Нужно ее потрясти, чтобы ребенок вышел наружу.

— Нужно ее потрясти, — перевела на испанский Малинцин.

Племянница касика и еще одна сильная женщина схватили Кай за руки и плечи, подняли на ноги и начали трясти.

— Мне так больно! — всхлипнула Кай. — Спаси меня, Рафаэль!

— Выведите отсюда мужчину, — приказала племянница касика. — Он будет отвлекать ее от задачи.

— Уходи, Нуньес, уходи, — сказала Малинцин. — Забери с собой ребенка.

— Пусть он останется. Пусть он останется.

— Я буду за дверью, Кай, любимая…

— Опустите ее на циновку и разведите ей ноги.

Две помощницы, держа Кай за лодыжки, раздвинули ей ноги. Кай кричала от боли. Племянница касика попыталась засунуть руку Кай во влагалище, но не смогла этого сделать.

— Я не могу нащупать голову ребенка. Он выходит ногами. Ребенок слишком большой и лежит неправильно.

— Что это значит?

— Мне придется разрезать ей живот. Принеси мне острый нож.

— Что-что-что?! — взвизгнула Кай.

— Она говорит, что ребенок застрял, — перевела Малинцин.

— Нет! Нет!

— Скажи ей, что придется поступить с ребенком именно так, или он умрет.

— Но если мы вскроем Кай живот, умрет она.

— Она умрет в любом случае.

— Ты уверена?

— Она умрет от боли и кровотечения. Можно попытаться разрезать ребенка на куски и вытащить его, не вскрывая Кай живот, но тогда умрут и мать и ребенок. Мы не можем убить ребенка, чтобы мать выжила.

Малинцин знала, что люди верили, будто настоящим отцом ребенка всегда являлся не смертный, а этот странный повелитель мира Тецкатлипока; муж и жена, вступая в соитие и испуская свои соки, лишь помогали ребенку появиться на свет. Впрыскивание мужского семени в течение двух-трех месяцев после зачатия считалось необходимым для того, чтобы ребенок рос, но после этого отец должен был прекратить соития со своей женой. Если роды проходили тяжело, это означало, что отец ребенка продолжал вступать в соитие с матерью после позволенного времени.

— Спроси земного отца ребенка, что он выберет. Это он виноват во всем, — заявила племянница касика. — Своими бесстыдными действиями он навлек на себя беду.

— Что она говорит, Маакс?

— У тебя прекрасная дочка, ради которой стоит жить, Кай, ведь она нуждается в тебе. У тебя есть муж.

— Скажи бледнолицему отцу, чтобы он вошел в комнату, — приказала племянница касика.

— Маакс, Маакс, я умру… — стонала Кай.

— Не умрешь, — стояла на своем Малинцин. Она выглянула за занавеску, закрывавшую дверной проем. — Нуньес, иди сюда.

Передав свою новорожденную дочь одной из женщин, ждавших снаружи, Нуньес подошел к Кай.

— Дело вот в чем, — сказала на испанском Малинцин. — Нужно либо вырезать ребенка по частям, либо вскрыть Кай живот и вынуть ребенка. Можно спасти либо мать, либо младенца.

— Спасайте Кай! — воскликнул Нуньес. — Спасайте мать. Таков закон.

— Рафаэль… — простонала Кай. — Я хочу умереть. Помоги мне умереть. Пожалуйста, помоги мне умереть. Избавь меня от страданий.

Отец Ольмедо, вместе с другими мужчинами маявшийся под дверью, зашел в комнату.

— Я могу чем-то помочь? — спросил он.

— Приведите сюда Кортеса, — ответила Малинцин.

— Мы спасем тебя, — сказал Нуньес. — Но ребенком, тем, что находится внутри тебя, Кай, возможно, придется пожертвовать, в том случае…

— Нет! — завопила Кай.

— Ты мучаешь ее этими разговорами, — вмешалась племянница касика.

— Сейчас придет Кортес.

— А он-то тут причем?! — Племянница касика разозлилась из-за того, что какой-то мужчина осмеливался вмешиваться в исконно женское дело.

— Убей меня и спаси ребенка, — скулила Кай. — Ну, пожалуйста, пожалуйста, помогите мне кто-нибудь!

— Сейчас придет команданте, — повернулась к подруге Малинцин. — Кай, ты родишь других детей.

— Мне не нужны другие дети. Мне ничего не нужно. Убейте меня! Маакс, пожалуйста, если ты любишь меня, помоги мне умереть. Я не могу выносить эту боль! — Кай дергалась из стороны в сторону, извиваясь в агонии и хватая руками воздух. — Помогите мне!

— Любимая моя, дорогая, не сдавайся! Я так люблю тебя… — Нуньес прикоснулся к ее животу.