Любовник богини - Елена Арсеньева

Не находя слов. Варя изумленно оглядывала Васи лия: чакра натюрбане, тончайшая кольчуга, облегающая могучий стан, будто перчатка, светлаящетина на осунувшихся щеках, шалая улыбка твердых губ, влажные, хмельные отсчастья глаза.

Он был похож на сказочного богатыря, сотканного из пряжи еегорячечных неутоленных сновидений, и, вновь поддавшись ужасу, что это лишьпризрак, Варенька принялась трогать, хватать его за плечи, с восторгом ощущаяжар живой кожи под металлическим кольчужным холодком. И тогда, словно желаяразвеять всякие сомнения, Василий с неистовой силой стиснул ее в объятиях,впился в губы с алчностью искателя сокровищ, дорвавшегося до вожделенногоклада, и в то мгновение, когда его жаркий язык прорвался меж ее дрожащих губ,Варенька ощутила сладкую, восхитительную боль в межножье, к которомуприжималась, в которое рвалась истомившаяся, набухшая желанием мужская плоть.

— Люблю тебя! — шептали они, задыхаясь, перемежая слова споцелуями, и руки их сталкивались, мешали друг другу, путаясь в этом сонмищезловредных помех, этих ненужных одеяний, которые надо было сорвать с себя какможно скорее, чтобы дать утоление телу и сердцу, чтобы изведать счастье,которого они так долго, так мучительно долго были лишены, чтобы не умереть отстрасти…

— Защищайся — или погибнешь!

Голос, исполненный ненависти, пронзил их обоих, подобноволшебной стреле, которая мгновенно превратила Василия из обезумевшеголюбовника в того, кем он явился сюда: воина-мстителя.

Отбросив Вареньку под прикрытие своей широкой спины, онподхватил с ковра упавшую каргу и обернулся к Нараяну — чтобы растеряннопрошептать:

— Чтоб я пропал!..

Нараян, который только что был облачен в свои обычныесеребристо-белые рубаху и шаровары, в белом пагри с неизменным павлиньим пером,предстал перед ним совершенно преображенным.

Круглый маленький щит висел за его левым плечом, рядом сжелезным луком и колчаном. Чакра козырьком нависла над лбом, придавая лицусосредоточенно-хищное выражение, которое казалось странно чуждым его обычномуспокойному, задумчивому виду. Стан был обтянут кольчужной броней, руки и ногизакрыты перчатками и наколенниками из буйволовой кожи, окаймленной серебрянымипластинами. В руках посверкивали секира и меч, бывший самое малое на вершокдлиннее, чем сабля Василия; на локте висела палица, и два кинжала быликрест-накрест заткнуты за пояс, рядом с устрашающим пятипалым вагхнаком исаблей. Всего этого было, конечно, больше чем нужно для двух рук воина, однакоможно было не сомневаться, что у Нараяна все пойдет в ход — и если понадобится,то одновременно!

Нараян медленно сунул левую руку в перчатку вагхнака, икогти жутко лязгнули о кольчугу — словно голодный тигр клацнул зубами,предчувствуя добычу.

— Ну, ты лихо снарядился! — протянул Василий спреувеличенным, издевательским восхищением, — Небось возомнил себяИндрой-громовержцем, не меньше? Ему до тебя далеко, ей-богу! У Индры былатолько палица, а у тебя вон какой арсенал — глаза разбегаются!

Он не затруднял себя подбором слов — говорил по-русски. Ужесли этот долбаный раджа-йог само собой понимает все незнакомые наречия, чегоради напрягаться и язык коверкать? Ну а не поймет слов — поймет жест презрения,которым Василий сорвал со лба чакру, выхватил из-за пояса кинжал — и отбросил всторону, как пустые игрушки. Теперь его единственным оружием была сабля — ихолодная усмешка на губах.

Прошло мгновение.

И вот, словно против воли, рука Нараяна выронила меч имедленно поднялась к тюрбану. Размотала его… чакра зазвенела о мрамор. Рядомсвалились «тигриные когти», палица, оба кинжала… наконец, лук и колчан.

Лицо Нараяна вдруг сделалось усталым, резко постарело. Несводя обреченных глаз с Василия, он отодвинул ногой в сторону весь свойгрохочущий арсенал — и расправил плечи. Мгновенной тоскливой усталости как небывало! В руках у него была точно такая же сабля, которую сжимал Василий. Идаже улыбка, искривившая четкий рисунок его губ, была, казалось, отражениемулыбки противника… Неприкрытая издевка ее подействовала на Василия подобноудару перчаткой по щеке!

Всю ярость, всю ревность, всю боль и ненависть вложил он вкороткий бросок, страшный своей внезапностью и силой, — и Нараян не успел дажеморгнуть, как оружие было выбито из его рук, холодное острие сабли Василияприжалось к самому горлу, а ледяной голос с презрением произнес:

— Ну, молись своим демонам!

Он спешил, боясь одного: что Нараян сейчас использует ещекакой-нибудь отвратительный, богомерзкий трюк, — а потому тем же взмахом,которым отшвырнул его саблю, отбросил как можно дальше и все свои сомнения. Амысль, которая рвала мозг, и чувства, измучившие сердце, так и не облеклись ввысокие, жаркие, торжественные слова, откуда ни возьмись, осенившие его:

Мы двое — устояли бы в сраженьях.

Вдвоем — мы победили бы все козий

Врагов, когда б влеклись к единой цели,

Когда б судьба иная пас свела…

Да, сейчас было не до запоздалых признаний и бессмысленныхсожалений: счет шел на мгновения, и время Нараяна должно было истечь вместе сего кровью, потому лезвие все глубже вонзалось в кожу… а глаза Нараяна, неподвижные,расширенные, сплошь черные глаза впивались в Василия.

«Ну вот, начинается!» — подумал он, ощутив, как темная,мрачная слабость овладевает телом, и сильнее нажал саблей, понимая, что медлитьболее невозможно.

Словно дразня его, Нараян тихо проговорил:

— Ни на небе, ни среди океана, ни в горной расселине ненайдется такого места, где бы живущего не победила смерть. Ты видишь, я небоюсь — не медли же.

— Я убью тебя! — выдохнул Василий, черпая решимость в этихсловах, но эхом отозвался ему другой голос, исполненный отчаяния:

— Пощади его!

Василия только разъярила эта ненужная, необъяснимая жалость…а может быть, то, что рука его замерла так послушно и охотно.

— Пощадить? — крикнул яростно. — А меня он пощадил? А тебя?Как он тебе голову заморочил, этот предатель, что ты за негр просишь? Отойди! Яубью его, я поклялся убить его — и сделаю это! Не помогут ни молнии ему, нигром, ни дождь, ни град, которые он рассыпает!

Однако в следующее мгновение Василий принужден был опуститьсаблю, потому что рядом с Нараяном оказалась вдруг Варенька, и один изкинжалов, прежде отброшенных на пол, оказался прижат сверкающим острием к еешее — чуть выше и сбоку от подбородка. Как раз там, где играет жизнью яремнаявена, которая гонит по телу кровь, а будучи перерезанной, мгновенно выбрасываетее наружу.