Любовник богини - Елена Арсеньева

Нет пламени сильнее, чем любовь!

Из «Дхаммапады»

Она была похожа на цветок…

Она была похожа на цветок, и, хотя все кругом благоухаложасмином и туберозами: в узеньких ручейках, пронизывающих весь сад, струиласьрозовая вода и плыли белые и алые лепестки, сливаясь в душистые реки, — дажесквозь эту сладостную, душную завесу проникал аромат ее тела. Это был ароматредкостного, дивного цветка — прекраснее розы, прекраснее лотоса. Из лунногосвета, из бледного сияния звезд сотворили ее боги… Можно было сказать, что онасхожа с богиней, однако стоит ли сравнивать звезду со звездой? Ведь она и былабогиней.

— Дева, — сказал тот, черноглазый, облаченный в белую кисею,в белом тюрбане с павлиньим пером. — Дева…

Как ни мало знал пленник Слов на этом языке, это понялсразу: дева — богиня. А все прочие здесь — ее слуги. А он — любовник богини.

Сначала, когда его, связанного по рукам и ногам,беспомощного, тащили сквозь джунгли, он думал, что его ждет участь кровавойжертвы, которые еще приносит этот дикий, мрачный народ. Однако после недолгогопутешествия в лодке он очутился на острове такой красоты, что сама мысль ожертвоприношении, убийстве, боли и смерти показалась сущей нелепицей.

Остров чудился пустынным — только несколько деревьев там исям, только цветы да заросли бамбука и сирки с разноцветными перьями верхушек,стоящих почти вровень с манговыми и другими высокими деревьями.

В жизни своей он не видел ничего грациознее! Бамбук прималейшем дуновении потрясал своими зелеными головами, словно бы увенчаннымиперьями невиданного страуса. При каждом порыве ветра слышался легкий и странныйзвук — будто кто-то едва касался туго натянутой гитарной струны. Сначалапленник не обращал на это внимания, однако чем дальше вели его сквозьбамбуковые заросли, тем громче и отчетливее становилась мелодия.

В это время исчез с небес последний золотой закатный луч, иокрестности подернулись лиловатою прозрачною дымкою. С Каждою минутою сгущалисьсумерки. Тени наливались бархатистой чернотой, а в небе одна за другойзажигались звезды, выстраиваясь почтительным хороводом в ожидании своей царицы— луны. И невидимый оркестр готовил ей торжественную встречу.

Чудилось, со всех сторон вокруг и даже над головаминастраивались незримые духовые инструменты, звенели струны, пробовались флейты.Еще через мгновение, с новым порывом ветра, раздались по всему острову звукикак бы сотен эоловых арф…

Туземцы, подталкивающие пленника, и не пытались скрыватьсвой трепет. Их страх был виден даже в сумраке. А пленник после первогопотрясения пришел в себя и поглядывал на своих стражей с чувством насмешливогопревосходства. Неужели трудно догадаться, что поет не какая-то неведомая сила,а сам бамбук, в каждом колене которого жучки просверлили большие или маленькиеотверстия? В них играет ветер, превращая эти за росли в десятки тысяч Свирелей,созданных самой природою. Все просто… все величаво, все непостижимо!

И вот взошла луна.

Воистину, то была луна златая! Она испускала целые потокисвета, осыпала Золотом и серебром все вокруг, не пожалев своей пылинки длясамой малой былинки, вся листва чудилась политой расплавленным бледным златом…и внезапно в этом свете возник дворец, с куполом, изогнутым так плавно, словноего строители пытались повторить лунную округлость.

Потом, уже несколькими днями позднее, получше разглядевдворец, пленник решил, что его не иначе как Возвели пчелы: здание было изваяноиз множества ячеек. Каждая из них оказалась изогнутым зеркалом.

О, это были загадочные зеркала!

Ночью, лунной ночью они оживлялись чародейством небес, асолнечный свет их словно бы и не касался: днем они буднично отражали округу,сливаясь с синим небом и зеленым бамбуком, так что несведущий человек могпройти сквозь заросли совсем рядом с дворцом и даже не заметить его.

А он был, он не исчезал, Как подобает призраку ночи, он оставалсяна месте, и луна не раз сменялась солнцем, Постепенно приближаясь ко дню своейполной спелости, и бамбук взрывался песнями под ветром, а пленник все еще жил вэтом дворце, готовясь к назначенной ему участи.

С ним всегда был предводитель его похитителей: высокий, снепроницаемым темным взором. Другие похитители удалились, даже не ступив заограду дворца, явно испытывая священный, трепетный ужас перед этим местом. Аэтот, высокий, — остался. Пленник мало успел повидать индусов, однако их лицаказались ему Какими-то приторными, почти женственными. У этого же был ликчетких, резких очертаний, скорее страстных, чем правильных. Брови сходились напереносице: казалось, лоб перечеркнут одной Извилистой линией. Глаза —огромные, сплошь черные, без блеска. Пленник напрасно силился разглядеть ихвыражение: они ничего не выражали. Сама их пустота скрывала некую тайну, нопленник не сомневался — рано или поздно тайна сия будет ему открыта. Для этогоон и привезен на остров!

Черноглазый всегда был одет в белое, слегка отливающеесеребром. Он всегда являлся так внезапно, словно и его вызывал к жизни лунныйсвет. Однако пленник знал, что незнакомец следит за каждым его шагом.

Впрочем, насчет шагов — это очень смело сказано. Ведьбольшую часть времени пленник был недвижим. Его держали прикованным к постелиночью и днем, разнимая оковы только для омовений и еды, а иногда — для участияв собственных пытках. Еда, в общем-то, тоже была пыткой. Все баснословныекушанья сказочных туземцев противоречили представлениям пленника о съедобном.Ему казалось, что ни один европеец в здравом уме… да что! — ни один человек вмире, кроме индусов, не отважится подкрепить себя подобной пищей.

Их стол состоял из плодов и овощей, но до того приправленныхдухами, маслами и сахаром, что становилось тошно. Возьмешь кусок в рот — иподумаешь, что раскусил или мускус под лампадным маслом, или фиалковую помаду,или неаполитанское мыло. Перед тем как попасться похитителям, пленник долгоголодал, потом наелся до отвала, а теперь опять вернулся к ощущениюпостоянного, неутихающего голода. Впрочем, на своем еще не очень долгом векуему довелось много чего испытать, он был неприхотлив, так что голод, по егомнению, был не самым мучительным звеном в цепи тех издевательств, кои емуприходилось претерпевать.

Поистине, только ум врага рода человеческого мог измыслитьподобное!..