Патриот - Андрей Рубанов

Наконец, если ты не просто пляжный олух, если у тебя есть доска, – шансы утонуть равны нулю.

Доска для катания выглядит несерьёзно. Но на большой воде и жалкий кусок прессованного пластика, и корабль в тысячу тонн подчиняются одним и тем же правилам мореходства, придуманным на заре человечества.

И первое из правил: для управления посудиной нужна твёрдая рука.

Берег отдалился уже на тысячу футов, и Знаев решил, что отбойная волна потеряла силу; пора было понемногу, безо всякой спешки, выгребать в сторону.

На доске не надо плыть. Доска – это тоже корабль, она сама донесёт тебя до порта приписки, надо лишь правильно перекладывать штурвал.

Цвет неба изменился, из фиолетово-чёрного сделался просто чёрным, и потемнело, появились облака; вместо луны и звёзд над головой повисла бархатная штора. Водяные горы перестали переливаться сиянием. Это случилось быстро и не понравилось Знаеву; хорошего понемногу, сказал он себе, прикинул ветер и направил доску по диагонали к берегу.

Если поймать хорошую прибойную волну, она сама довезёт до берега со скоростью поезда. Не обязательно даже вставать на доску. Если лежать на животе, ухватившись руками за нос, и держать направление, лишь слегка наклоняя тело вправо или влево, – можно катиться многие сотни метров и выехать прямо на сухой песок.

К сожалению, нужная волна не подходила. Собственно, и волн не было – лишь крупная беспорядочная зыбь, в которой Знаев никак не мог сориентироваться. Ветер усилился и дул теперь ему в лицо, но вместо длинных пологих волн, к которым он привык, здесь в беспорядке шли короткие и низкие, и если он пытался поймать лишённый гребня склон такой волны, ветер тут же относил его назад.

Как только он это понял, он перестал грести, вытянул руки перед собой и расслабил их. Если не беречь руки и плечи, мышцы быстро устанут. Работать руками теперь следовало как можно экономнее.

Но сначала он должен был решить, что делать. Попытаться ли доплыть до берега, рискуя по пути потерять силы, либо ничего не делать и ждать, что характер океана переменится и можно будет поймать настоящую правильную волну.

При плавании на доске человек задействует усилия задней трёхглавой мышцы, расположенной на плече со стороны спины. В сухопутной жизни эта мышца работает мало и редко: у большинства людей это просто тонкая плёнка, её иногда трудно даже нащупать. Именно она подводит неопытного пловца в первую очередь.

Подумав, Знаев решил не рассчитывать на свои руки; настроился ждать. Если ветер, или течение, или какая-то иная, неизвестная ему прихоть океана относит его на запад, от берега – нечего и думать о том, чтобы вернуться вплавь. Для этого потребовался бы бензиновый мотор.

В таких случаях принято подавать сигнал «sos» и ждать. Держаться на воде.

Подать сигнал было нечем.

Знаев подавил приступ страха и вытянул тело так прямо, как только мог. Доска не даст ему утонуть. И вообще берег слишком близко. Хорошо виден луч прожектора на вышке спасателей. Этот луч появлялся уже дважды с тех пор, как Знаев вошёл в воду. То есть как минимум каждые четверть часа спасатели включали свет и шарили лучом вдоль берега. Однажды прозрачный белый свет докатится до него.

Он сел на доске. Чтобы шансы увеличились, надо возвышаться над поверхностью, и ещё – быть готовым махать руками, если луч прожектора качнётся в его сторону.

К сожалению, доска была слишком коротка, чтоб сидеть на ней долгое время.

Он был не дурак, не пижон, он не выбрал себе короткую трюковую доску, снаряд для мастеров; его доска была достаточно удобна, чтобы лежать и подруливать, держа носом к волне; но сидеть на ней можно было, только непрерывно балансируя корпусом и широко раздвинув погружённые в воду ноги, расходуя силы, а силы он постановил экономить с первой секунды, как только понял, что дела плохи.

Ему нравилась его доска. Он сразу заметил её, когда вошёл в лавку на Манхэттен Бич. Он увидел острый нос и обводы, вытащил её из длинного ряда других досок и уже не выпускал из рук. Предыдущий владелец не сильно её берёг. Плавники болтались в гнёздах, а царапин было множество по всему корпусу. Доска была белого цвета с широкими чёрными и красными продольными полосами. Краски давно выгорели, но от этого доска выглядела ещё лучше – как гоночный болид, выдержавший сотню злых заездов. Знаев купил к ней новый шнур, спустя полчаса на том же пляже испытал доску и остался доволен, и с тех пор каждый раз, когда входил в воду, любовался своей доской. Она отлично держала его семьдесят килограммов и подарила ему много секунд величайшего восторга.

Эта доска вынесет его из любой беды.

Найдут. Они его найдут, конечно. Пляж отделён от жилых улиц просторными автостоянками. Он сам видел, как поздним вечером полицейские с мощными фонарями осматривали на опустевшем паркинге чей-то одиноко стоящий автомобиль. Здесь достаточно любителей ночного сёрфинга. На песке у берега остался прорезиненный рюкзак с пустой бутылкой внутри.

Они будут искать. Может быть, отправят вертолёты. Это богатая страна, тут у них есть всё, и вертолёты для спасения русского болвана тоже найдутся.

– Ничего, – сказал он себе, – ничего.

Но из-за шума волн не услышал собственного голоса.

– Ты не убьёшь меня, – сказал он. – Я знаю правила. Я всегда держу носом к волне. И я тебя уважаю. Я помню, с тобой нельзя шутить. Ты не терпишь легкомыслия, губишь сразу. Но я не такой. Ты меня не убьёшь.

Океан в ответ издавал свой обычный рёв.

– Я знаю правила. Ты мне не друг. Ты опасен. Родитель всего живого, но сам – не живой. Равнодушный ко всему, в том числе и к людям. Они – твои исчадия. Из твоих волн однажды выползли их далёкие предки. Ты кормишь людей и даже развлекаешь. Но если кто-то из них ошибается – ты убиваешь без жалости и проглатываешь. У тебя нет разума. Когда-то люди обожествляли тебя, но потом поняли, что ты не бог, а лишь субстанция, среда, две молекулы водорода и одна – кислорода, все твои тайны можно разгадать. Все твои волны, ураганы, невероятные смертельные цунами, течения, приливы и отливы, – всё разгадано людьми, просчитано, сфотографировано из космоса.

От разговоров с самим собой становилось легче, Знаев чувствовал себя живым, и страх отступал.

Но хуже страха была досада: понимание собственной глупости. Он – сухопутная крыса, лох, дилетант, мудрец в тазу, отправился в путь по пьяному недомыслию. Он ничего не знал про океан.

Он не знал, каково дно на этом участке отмели, какие ветра господствуют в это время года, а главное – как себя ведут местные прибрежные течения.

Он помнил только, что вдоль берега континента с севера на юг движется большое и холодное Калифорнийское течение, создающее на севере, возле Сан-Франциско, знаменитые туманы. Но края этого течения находились далеко, в десятках миль от берега, а здесь, рядом с сушей, вода могла двигаться по другим правилам, в самых разных направлениях, в зависимости от собственной температуры, от степени солёности, от нагрева солнечными лучами и от рельефа дна. Разбираться в этом мог только мореход, местный житель, но никак не сухопутный турист.