Ритуал - Маркус Хайц

Эрику казалось, что теплая кровь на его перчатке весит больше обычного. Тем не менее, он продолжал, пока не остался последний щенок. Тот еще сидел в берлоге, путь в которую заткнул труп мужчины.

Подойдя к холмику, Эрик взял мертвеца за ногу, но услышал шорох у себя за спиной. Не мешкая, отпрыгнул в сторону, и почти в то же мгновение грянул выстрел.

Первая пуля пришлась мимо, но удача никогда не повторяется дважды.

Грохнуло, и автоматная очередь последовала за первой. Несколько пуль попали Эрику в грудь и в плечи, одна пришлась в предплечье, и невидимый молот ухнул по его левому колену и прошел его навылет. Вскрикнув, он привалился к дереву и сполз на землю. За воротник ему посыпались кусочки коры и снег.

Словно через темную завесу он увидел, как с холма спрыгнула фигура в белом маскхалате и приземлилась рядом с застрявшим в норе трупом. В руках у неизвестного был автомат АК-47,из которого он тут же выпустил несколько очередей. Достав рацию, неизвестный произнес несколько неразборчивых слов, и с разных сторон на прогалину у водопада выступили еще четыре вооруженных фигуры.

Стрелявший в него подошел ближе, и Эрик различил серо-зеленые глаза, равнодушно смотревшие на него.

— Сволочь, — произнес мужской голос, перед лицом Эрика качнулся ствол автомата.

Потом, судя по звуку, сменили магазин. До Эрика донесся запах пороха, он ощутил исходящее от ствола тепло и, наконец, услышал передергивание затворной рамы. Яркая вспышка, и мир исчез в огне.

19 июня 1767 г. в окрестностях Овера, монастырь Сен-Грегуар

Отец, монастырь горит!

Остановившись на холме, Пьер смотрел в сторону Сен-Грегуара, над которым небо освещало огненное зарево. Пламя было невероятным, словно питало его не одно только сухое дерево.

— Мне нужно к Флоранс!

Не ожидая ответа, он бросился бежать, и Жан последовал за ним. Не только сына, но и его самого любовь наделила крыльями: Шастели почти неслись над лугами, и в голове у них мелькали самые разные мысли.

Жан смотрел под ноги, как бы не споткнуться в темноте — не хватало только сломать ногу или растянуть лодыжку. Они с сыном отправились в Теназейрский лес, чтобы под покровом ночи забрать труп Антуана, а теперь, помимо смерти Малески, разразилась новая катастрофа. Неужели ему снова суждено потерять веру в бога, которого он молил защитить обеих женщин?

Когда, задыхаясь, они выбежали к монастырю, горстка крестьян из деревни уже пыталась погасить пламя, но любой, сохранивший хоть сколько-нибудь присутствия духа, понимал, что помощь запоздала. Несущие балки крыш давно рухнули, каждая выжившая без сомнения погребена под черепицей и частично обрушившимися стенами. После четырехсот лет мирной жизни от Сен-Грегуара остались лишь черные опаленные камни, и только колокольня пока еще сопротивлялась огню.

— Флоранс! — выкрикнул Пьер и, не замечая жара, бросился в ворота, чтобы исчезнуть в освещенном пламенем дворе. Жан мог лишь последовать за ним в надежде найти хотя бы признаки уцелевших.

Дом аббатисы и все строения кроме колокольни уже пали жертвой пожара. С залитым слезами лицом, со сжатыми кулаками Пьер застыл посреди двора — в единственном месте, которое пощадил огонь.

И тут ударил колокол. Один-единственный раз.

Жан сразу понял, что означает этот звук.

— Скорей! Кому-то удалось спастись на колокольне!

Подозвав нескольких крестьян с ведрами воды, он облил ею себя. Сырая одежда лучше устоит против жара. Пьер последовал его примеру.

Теперь обоим сыграло на руку, что Пьер часто бывал в монастыре. Самым коротким путем они двинулись к колокольне, но до нее предстояло преодолеть много шагов через горящую и рушащуюся церковь. Отец и сын не медлили. Оба хранили в сердце уверенность, что там ждут помощи Григория и Флоранс. Ждут их помощи.

Кашляя и задыхаясь, они пробежали через разрушенный дом Божий, уворачиваясь от падающих балок и кусков штукатурки, пока не оказались у двери. Перед ней громоздилась гора обломков, этим объяснялось, почему поднявшиеся на колокольню не попытались сбежать оттуда сами. Оторвав полосы от сырых кафтанов, Шастели обмотали ими руки, чтобы не обжечься, и с бешеной скоростью расшвыряли завал, постоянно оглядываясь, не бросит ли в них чем-нибудь умирающее здание.

Наконец они расчистили проход. Жан плечом выбил покореженную от жара дверь и упал на лестницу, Пьер перепрыгнул через него и огляделся.

— Флоранс? Ты здесь?

Обнаружив скорчившуюся на полу фигуру в черной тунике, он понял, что это не его возлюбленная.

Поднявшись на ноги, Жан подбежал к женщине и, перевернув, стер сажу с ее лица.

— Григория! — с облегчением воскликнул он.

Помимо рваной раны на лбу, у нее были ссадины на лице и на руках, ее одеяние частично истлело, кожа пострадала от огня, красные пятна ожогов влажно поблескивали.

— Флоранс с тобой? Наверху?

Слабо качнув головой, она повисла у него на шее как маленький ребенок, голос ее не слушался. Подняв на руки, Жан понес ее к выходу, но вдруг застыл. Перед ним в руинах церкви бушевало море пламени.

— Нам не пройти!

— Нет, отец! — Пьер указал на веревку колокола. — Поднимемся наверх, а оттуда спустимся по стене.

Подобрав конец веревки, он побежал по ступенькам наверх, Жан с аббатисой на руках поднимался следом, и вскоре они были уже под крышей. Задуваемые ветром искры и здесь подожгли деревянные балки, дерево опасно потрескивало.

Пьер выбросил веревку из узкого окошка.

— Ты первый, — сказал он отцу, его лицо превратилось в безжизненную маску. Уверенность в гибели Флоранс лишила его каких-либо чувств, в равной мере боли и страха. — Потом я обвяжу веревкой аббатису и медленно спущу ее к тебе. Позаботься о том, чтобы она не очень ушиблась.

Выражение в карих глазах сына помешало Жану противоречить. Он быстро соскользнул на землю, дернул за веревку, и Пьер втянул ее назад.

Долгое время ничего не происходило.

Вокруг лесника рушились останки Сен-Грегуара. Даже из маленьких окошек колокольни валил густой дым, огонь прокладывал себе дорогу наверх, чтобы соединиться с языками пламени под крышей.

— Сейчас! — крикнули сверху.

Жан увидел, как Григорию осторожно выпустили из окна. Пьер начал медленно травить веревку.

Когда аббатиса была уже на полпути к земле, раздался грохот, и половина крыши просела. С шипением в небо взметнулся гигантский язык пламени, языки поменьше заплясали изо всех щелей колокольни. Жан услышал крик сына, чья одежда загорелась, но веревки, на которой висела Григория, Пьер не отпустил.

— Отпускай, Пьер! — крикнул Жан. — Я ее поймаю. Вылезай с колокольни, слышишь? Убирайся оттуда, пока не…