Ярополк - Владислав Бахревский

В Болгарию, где юный царь Борис[105], заключив союз дружбы с Калокиром и со Святославом, отложился от Византии, Цимисхий послал евнуха патрикия Петра и магистра Варду Склира, брата своей первой жены.

Патрикий Петр воевал с переменным успехом, но в конце концов потерпел жестокое поражение. Войско Святослава, усиленное дружинами болгар, ордами венгров и печенегов, потекло на Константинополь. Греки отступали до Аркадиополя, где полчище варваров ожидал Варда Склир, приготовив многие западни. Варда хорошо знал численность и расположение союзных отрядов, – разведал Иоанн Алакас, вельможный ромей из печенегов.

Битва вышла горячая. Сам Варда получил удар по голове – шлем спас, но войско Святослава понесло очень тяжелые потери, было остановлено и отброшено.

В тяжкую для ромеев минуту, когда русские смяли вражеские фланги, их союзникам в тыл ударила свежая фаланга. Удар пришелся по печенегам, почти все они были истреблены.

Вскоре Варду Склира Цимисхий отозвал на войну с Вардой Фокой, а со Святославом начал переговоры.

Летописец Нестор назвал греков лживыми, но в греках ли дело?

Война лжива. Один из византийских стратигов так писал: «Если враг ускользает от тебя день ото дня, обещая либо мир заключить, либо дань уплатить, знай, что он ждет откуда-то помощи или хочет одурачить тебя. Если неприятель пошлет тебе дары и приношения, коли хочешь, возьми их, но знай, что он делает это не из любви к тебе, а желая за это купить твою кровь».

Цимисхий обманул Святослава, но еще более царя Бориса – напал на Болгарию в Страстную неделю перед Пасхой, когда христиане молятся, думают о душе.

Войско ромеев состояло из фаланги «бессмертных», из пятнадцати тысяч отборных гоплитов и тринадцати тысяч всадников. Явилось оно под стенами Преславы нежданно, как гроза среди ясного неба. В городе находился царь Борис, патрикий Калокир, а командовал русским отрядом Сфенкел. Калокир ночью бежал на Дунай, в Дористол, где находилась ставка князя Святослава. Сфенкел же начал сражение с войском Цимисхия, хотя в его отряде бойцов было только восемь тысяч с половиною.

Ромеи поставили камнеметные и стенобитные орудия, начали правильную осаду и вдруг пошли на приступ, и Преслава пала. Царь Борис попал в плен.

Василевс Иоанн Цимисхий принял его с почестями, назвал владыкой болгар и объявил, что явился отомстить скифам за многие обиды.

Сфенкел и его отряд укрылись во дворце. Греки потеряли полторы сотни гоплитов, но дворца не взяли. Цимисхий пустил на руссов сначала своих «бессмертных», а когда увидел, что лучшая часть его войска несет большие потери, приказал зажечь дворец. Сфенкел построил свой отряд и вывел в город. Русских окружила фаланга Варды Склира, но остановить не смогла. Теряя воинов, но и разя врага, русские ушли из Преславы и соединились с дружиной Святослава.

23 апреля, в день Георгия Победоносца, гордое успехами войско Иоанна Цимисхия явилось под стены Дористола. Василевс прислал сказать князю:

– Выбирай одно из двух: либо сложи оружие, испроси прощение за дерзость и ступай вон из чужой для тебя страны, либо, если не сделаешь этого по врожденному варварскому своеволию, защищайся всеми своими силами – и погибни!

Святослав видел: союзников у него теперь нет. Оставшиеся в живых под Аркадиополем печенеги ушли, ушли венгры, болгары превратились в союзников Византии.

Только отряд Сфенкела усилил войско. Теперь в Дористоле было двадцать пять тысяч отважных мужей.

И вышел князь к дружине и сказал:

– Нам некуда уже деться. Волею и неволею станем против врага. Да не посрамим земли Русской, но ляжем костьми. Мертвые сраму не имут. Не побежим, но станем крепко. Я же перед вами пойду: если моя голова ляжет, сами о себе промыслите.

Ответила дружина Святославу:

– Где твоя глава, тут и наши головы.

Выступили русские из-за стен, сомкнули щиты и копья, встретили панцирных всадников не дрогнув.

Цимисхий просчитался: конная фаланга не развеяла русскую силу, но ударилась о нее, как о стену, и зашиблась больно. Вперед мчались всадники, пришпоривая коней, и вспять тоже пришпоривали…

За конницей тотчас ударила на русь пешая фаланга.

Закипела рукопашная. Ромеев гнал к победе стыд, за их плечами слава Рима, слава святого Константина и Юстиниана, сам Георгий Победоносец. У руси в сердце был Перун и жажда победы, ибо где князь Святослав, там победа.

Бешеная ярость схлестнулась с мужеством и зоркостью опыта. Но кровавый бой затянулся, мужество онемело от невероятных усилий, а русская ярость перешла в остервенение.

Цимисхий снова пустил конницу, но русь успела сомкнуть ряды и, щетинясь копьями, ушла за стены Дористола.

Ромеи запели победные гимны, заиграли в трубы, славя святого Георгия и своего василевса.

Баян смотрел на эту битву со стены. Он видел: греки ни в чем не преуспели, а кого больше осталось лежать – не разберешь: кони, гоплиты, всадники, «бессмертные» и витязи, красные щиты…

Досадно было юному слагателю песен слушать греческие гимны. Смерть справила кровавый пир. Одна только смерть торжествовала. Жуткая смерть. На ночь глядя даже птицы не слетелись клевать мертвые глаза.

Утром русь увидела, что Цимисхий не о скорой победе думал, а о спасении своего воинства. Вся его многотысячная рать, уподобясь муравьям, таскала землю. Строили вокруг лагеря мощный вал, обводили глубоким рвом. Холм обставили копьями, на копья положили щиты, спасаясь от грозных лучников Святослава.

Только через несколько дней, построив лагерь, послал Цимисхий фалангу под стены Дористола, чтоб установить стенобитные орудия. Русь осыпала врага стрелами да камнями. В ответ пращеметатели и лучники греков метали камни да стрелы. Вдруг ворота открылись, и на пешую фалангу ударила конница гузов илька Юнуса. Пехотинцы попятились, побежали, но вовремя подоспела конница василевса. У греков были очень длинные копья, и гузы поспешили уйти за стены.

«Чья взяла? – думал Баян. – Пехота бежала от конницы, а легкая конница от конницы тяжелой?»

Но в стане василевса снова трубили трубы и раздавались победные гимны. Да все громче, забористей. И тут русь увидела на Дунае огненосные триеры и множество судов с продовольствием. Всем стало ясно: река принадлежит грекам. Жидкий огонь посеял в русских душах ужас еще со времен князя Игоря, но храбрились.

Наутро в бой с ромеями дружину повел воевода Сфенкел. Отряд был в длинных кольчугах, с длинными щитами.

Сражение получилось упорным. Русские отбили и сожгли стенобитные орудия, хотя они не были страшны трехсаженным стенам Дористола.