Дневник полкового священника. 1904-1906 гг. Из времен Русско-японской войны - Митрофан Сребрянский

Кажется, мы выберемся из этого города на дачу, т. е. в окрестные деревни. А то в городе от жары и мух прямо жить невозможно.

22 июня в 6 часов вечера собрались все боевые эскадроны, и я отслужил благодарственный по случаю победы молебен и по убитым панихиду.

В речи, сказанной мной перед молебном, я воздал должную честь храбрости и верности присяге, которые проявили мои слушатели в славном бою 18-го числа, и пригласил их вознести усердное благодарение Господу, помогшему нам, уверяя, что благодарных тружеников-воинов Бог и впредь не оставит Своей помощью.

Так закончился второй наш набег с генералом Мищенко на японцев.

22 июня

Вчера мы благополучно вернулись из набега в прежний свой город Чженцзятунь и поместились в тех же самых фанзах.

Пища хорошая. Появились огурцы, редька. Получил письма… Опять просьбы ко мне быть при церкви, т. е. при двуколке, в обозе.

Милые, милые мои! Неужели я не люблю Вас? Неужели я из тщеславия, из-за наград всегда с полком? Как священник, говорю Вам: я обязан быть при полку. И все священники при полках. Что же делать, если Господь поставил меня священником в конном полку? Не по прихоти своей езжу я с полком. Св. антиминс всегда у меня на груди вместе со св. Дарами: значит, в двуколке только иконы.

Успокойтесь, родные! Я берегу себя: мне жизнь тоже дорога. Нарочно я никуда не лезу, а тем более под выстрелы.

В последнем бою я приобщил 15 тяжелораненых (одного офицера), из которых 5 после по дороге умерли. Если бы меня не было там, они умерли бы без напутствия.

7 человек я похоронил по-христиански. И как же радовались солдатики-товарищи! Зная, что есть священник, они на седле везли ко мне мертвых, лишь бы они были отпеты: так дорожили они этим.

А ведь солдатики-то не жалели живота своего: нельзя было для них не потрудиться. Наши 2-й, половина 3-го и 6-й эскадроны, по сигналу генерала Мищенко, не задумываясь, полетели в атаку, спешились и пошли в штыки, а казаки с обеих сторон работали шашками и прикладами. Всю атаку эту славную мы видели с горы резерва и даже слышали раскаты нашего «ура». В рукопашную наши взяли 3 деревни и выбили японцев из сильно укрепленных позиций (2 яруса окопов с волчьими ямами и засеками).

Так неужели, при таких-то храбрецах солдатах, нам священникам, истинно русским людям, труса, как говорится, праздновать и быть, по вашему желанию, при обозах? Нет, родные: бывают, как видите, минуты, когда долг сына отечества и гражданина приходится ставить выше, дороже самой жизни, не говоря уже о долге службы, о присяге.

Поля также был в этом славном походе. Он не во всех походах был потому, что его оставляли с больными лошадьми в обозе, а в последний поход его назначили сопровождать отряд, а нашего ветеринара оставили в Юшитае смотреть за больными лошадьми обоих полков.

Глава ѴIII

Затишье. Мир. Возвращение

23 июня

Сегодня в 6 часов вечера мы, т. е. штабы бригады и полка, выступаем из этого противного душного города (Чженцзятуня) на дачу, т. е. расположимся в пригородных деревнях. Сколько времени продолжится эта наша дачная жизнь, сказать трудно: все зависит от японцев. Шпионы уверяют, что очень скоро начнется наступление японцев.

Начались жары, и последние 40 верст возвращаться из набега было очень трудно. Мы от Чженцзятуня на юг прокатили 75 верст, набежали, разбили неприятеля и марш назад. Памятен будет японцам наш герой Павел Иванович Мищенко. Люблю и почитаю я его.

На театре военных действий Мищенко находится с самого начала войны и все время на фланге передовых позиций: он был довольно серьезно ранен и все-таки воюет и даже, как видите, с успехом.

Конечно, он устал, поседел, а о мире и слышать не хочет. Теперь, если он сердит, то верный признак, что кто-нибудь ему говорил о мире. Истинный патриот и честный воин этот дивный генерал.

Между прочим: он знает меня и при обращении называет кратко «отец».

30 июня

Нашего генерала И. И. Степанова перевели в Петербург в главный штаб: им что-то недовольно здешнее высшее начальство.

Все меньше и меньше остается нас коренных орловских черниговцев.

Счастливый Николай Петрович! Он увидит родную землю, родные лица… А мы? Ох, и не знаем, когда настанет для нас это блаженство!

Приехал сюда наш офицер Ведерников и нашел, что я не изменился. А он не видел меня 10 месяцев.

Да и правда: физически я здоров, только душевно устал страшно. Ну, да что ж делать? Надо смириться и даже благодарить Бога за Его великие к нам грешным милости.

В воскресенье 26 и в праздник 29 июня я служил обедницы и молебны на воздухе. Немного и беседовал, хотя был сильный ветер и деревья шумели.

5 июля

Вместо Н. П. Степанова к нам назначен ген. Бернов, человек, по-видимому, довольно строгий и взыскательный.

Все время до сих пор он был в Корее и не воевал, а стоял на одном месте, карауля дорогу на Владивосток, и потому питался там с настоящим поваром. Теперь здесь прямо не знают, чем его кормить: на сале не ест, мяса рубленного не ест и т. д.

Не знаю, писал ли я про нашего ветеринарного врача Медведева, который был после Алалыкина. Этот Медведев приехал в армию после сражений на р. Шахе, так что мукденские битвы были для него первыми. Он был в обозе: и отступление так подействовало на него, что он помешался и застрелился. Бедный не вынес: ему все казалось, что японцы нападают. И вот он умер.

Мы сейчас официально числимся живущими в Чженцзятуне, а на самом деле давно уже перебрались на берег р. Силяохе и живем в фанзе среди рощи пригородной деревни Удяганзы верстах в 3 от города.

Теперь мы так свыклись с названиями китайских деревень, что произносим их так же легко, как наши родные «Владычня», «Ильинское», «Медное»[79] и т. д. Сначала же я не мог бывало выговаривать их. Но зато, если бы Вы только знали, как надоели, опостылели нам все эти Цудявазы, Санвайцзы, Цудиопы, Удяганзы и их обитатели! С каким бы удовольствием переселились мы, хотя и в грешные, бунтующие, но все же родные края!

11 июля (д. Удяганза)

Сегодня день ангела жены. Второй раз приходится мне встречать и проводить этот день одному. Как хорошо, что мы не знаем