Застигнутые революцией. Живые голоса очевидцев - Хелен Раппапорт

Крайне возбужденные событиями этого дня, четверо американцев не спали всю ночь. Они сидели, разговаривая, грели руки у костра во дворе. Лишь в семь утра они наконец добрались на трамвае домой. В отличие от них, более умудренные иностранцы, проживавшие в Петрограде, не видели особых поводов для волнений или новых надежд на существенные перемены или в связи со сменой власти. Виллем Аудендейк, гуляя с женой по городу, «обнаружил, что все спокойно». «Таким образом, вторая революция свершилась, – писал он позже. – Мы не осознавали, какой это был великий исторический день, когда мы шагали домой по совершенно спокойным улицам, заполненным апатичными, равнодушно выглядевшими прохожими»{945}.

Пару дней о Керенском не было никаких известий. Как вспоминала Бесси Битти, «ни у кого не было ни малейшего представления», что будет дальше. «Где Корнилов?[114]…Где казаки?» И, наконец, самый ужасный вопрос: «Где немцы? Слухи ходили совершенно невообразимые»{946}. В ответ на арест министров правительства Керенского и заявление большевиков о захвате власти «умеренные» из числа левых сил создали свой собственный «Комитет спасения Родины и революции», пытаясь сплотить антибольшевистские фракции и обеспечить формирование законного правительства для утверждения его Учредительным собранием, созыв которого был обещан в ноябре. К вечеру 27 октября появились слухи о том, что Керенский на пути в Петроград вместе с казаками и что они уже в Гатчине, в сорока пяти километрах южнее города. На следующий день было объявлено, что Керенский взял Царское Село и будет в Петрограде в воскресенье, 29 октября. В ответ на новости о том, что подкрепление находится на полпути, и на призыв «Комитета спасения Родины и революции» к действию рано утром рота юнкеров, переодетая под солдат Семеновского полка, используя фальшивые документы и зная правильные отзывы, смогла преодолеть несколько постов красногвардейцев на Центральной телефонной станции на Морской улице, в то время как другие юнкера, используя ту же тактику, заняли гостиницу «Астория»{947}. В «Астории» Бесси Битти была удивлена молодостью командира юнкеров, «офицера-мальчишки с сигаретой, небрежно зажатой в уголке рта, и маузером в руке», который «выстроил большевистских гвардейцев у стены и разоружил их»{948}.

Юнкерам (некоторые из которых были 25 октября захвачены в Зимнем дворце и затем отпущены), безусловно, вполне хватало смелости, но без подкреплений и с весьма ограниченным запасом боеприпасов, а также при недостатке правильной организации действий и слабом руководстве они не могли долго продержаться. Бесси Битти и Альберт Рис Вильямс смогли без труда (в качестве «американских товарищей») попасть на Центральную телефонную станцию в двух кварталах от гостиницы «Астория», чтобы собственными глазами увидеть происходящие события. Юнкера, которые показались Бесси Битти «сущими детьми в этом военном предприятии», чтобы укрепить свои позиции, возводили баррикады «из коробок и досок», а также дров из ближайшей поленницы. Альберт Рис Вильямс подумал, что они, видимо, были уверены в скором прибытии войск Керенского{949}. Он вместе с Бесси Битти наблюдал из здания, как они заняли позиции за баррикадами, укрепленными поленницей, и за несколькими грузовиками и как их осыпал «шквал пуль» атаковавших их красногвардейцев и матросов.

Вскоре юнкера отступили в подсобное помещение, где они «побросали оружие и стали ждать конца»{950}. Бесси Битти видела, как в кладовой «один офицер-мальчишка огромным хлебным ножом пытался срезать пуговицы со своей шинели, его руки при этом так дрожали, словно он безумно устал». Другой отчаянно пытался оторвать свои погоны, которые выдавали в нем юнкера. Бесси Битти невольно подумала об иронии судьбы: «Вдруг то, к чему стремились эти парни – заветные золотые галуны и медные пуговицы на форме офицера, символ их превосходства, – стало их проклятием». Она поняла, что в тот момент «любой из них отдал бы последнее, что у него было, за одежду простого рабочего». В коридоре она нашла Альберта Риса Вильямса, которого один из отчаявшихся юнкеров-офицеров умолял отдать свое пальто, чтобы он мог, переодевшись, попробовать сбежать. Она видела страдания в глазах этого мальчишки, но было ясно, что Альберт Рис Вильямс, как настоящий социалист, оказался перед моральной дилеммой. За время своего пребывания в Петрограде он завоевал уважение и доверие русских рабочих, поэтому он мучительно размышлял: «Если я отдам ему свое пальто, а они узнают об этом, то они будут думать обо мне как о предателе». Он не мог заставить себя сделать этого. В то же время он вместе с Бесси Битти осознал «весь трагизм ситуации в судьбе этого слабого человека, пытавшегося спасти свою жизнь»{951}.

Во второй половине дня здание взяли штурмом. Когда красногвардейцы и матросы уводили юнкеров, громко «призывая отомстить», Альберт Рис Вильямс просил их «не пятнать идеалов своей революции», поддавшись искушению убивать. В своих воспоминаниях Альберт Рис Вильямс и Бесси Битти умалчивают о судьбе юнкеров, однако, как отмечал Джон Рид, хотя большинство из них «были отпущены на свободу», «некоторые…перепугавшись, пытались бежать по крыше или спрятаться на чердаке. Их переловили и выбросили на улицу»{952}.

В течение всего этого дня, как вспоминал Джон Рид, «залпы, отдельные выстрелы, резкий треск пулеметов слышались издалека и вблизи», в то время как во всех районах города происходили стычки между юнкерами и красногвардейцами{953}. В осаде оказались два юнкерских училища: Александровское военное училище на Мойке и Владимирское училище на Гребецкой улице на Петроградской стороне. Владимирское юнкерское училище оказало упорное сопротивление, его защитникам удалось отбить атаки двух броневиков с пулеметами, но затем большевики подтянули три полевых орудия и начали обстрел. «В стенах училища были пробиты огромные бреши», – писал Джон Рид; юнкера отчаянно защищались, «шумные волны красногвардейцев, шедшие в атаку, разбивались ожесточенным огнем»{954}. Стрельба не стихала до половины третьего, когда юнкера были вынуждены поднять белый флаг. Джон Рид увидел, как солдаты и красногвардейцы ворвались в училище «с криком и шумом… во все окна, двери и бреши в стенах». Пять юнкеров были жестоко избиты и заколоты штыками, остальные двести человек из числа сдавшихся были отправлены в Петропавловскую крепость. По дороге на юнкеров набросилась толпа красногвардейцев и убила еще восемь человек{955}. Владимирское училище в результате большевистского обстрела было практически разрушено.