Цель номер один. План оккупации России - Михаил Антонов

Еще А. Н. Энгельгардт писал о ворах-художниках, для которых красиво украсть было жизненной потребностью. Можно ли было перевоспитать Остапа Бендера, этого мошенника-артиста? Он, даже переквалифицировавшись в управдомы, вряд ли отказался бы от привычек комбинатора.

Мы много слышали о «замечательных» западных тюрьмах с телевизорами и спортзалами. Но попробуйте вспомнить хоть одни американский фильм, где был бы выведен положительный тюремный работник; все они как один – тупые мерзавцы, костоломы и нравственные уроды. Видать, при всех телевизорах и пр. американцы тоже встали в тупик перед наплывом преступности и задачей перевоспитания преступников. Вряд ли кто назовет и советский фильм, где бы офицер на зоне помог осужденному встать на путь исправления; киношные милиционеры и следователи в этом замечены, пенитенциарные работники – нет. При всем уважении к их труду, осмелюсь предположить, что возложенное на них бремя перевоспитания непосильно, а у искусства не хватало духа показать людям откровенную фальшивку о массовых исправлениях на советских зонах.

Впрочем, были у нас и противоположные перегибы. За разоблачениями политических репрессий как-то потерялся из виду тот факт, что легендарный нарком Ежов пытался бороться самыми драконовскими методами и с уголовщиной. Дескать, до светлого будущего рукой подать, а тут какие-то «неподдающиеся»… Ясно, что профессиональная преступность подзатаилась на время, но не более того, а вот мелкие воришки и хулиганы по случаю пострадали, о чем говорилось выше.

Кого следует исправлять? Трудных подростков, лиц, попавших в плохую компанию и осознавших это. Надо показать им другую жизнь, поэзию честного труда… Но надо ли перевоспитывать трудом взяточника или карманника?

И контингент поддающихся перевоспитанию, увы, не выглядит многочисленным. Закоренелые урки не хотят перевоспитываться, им это, как они говорят, западло. А считается, что перевоспитывать надо. Вот и превращается место лишения свободы в место, где пытаются сломать волю и уничтожить личность, пусть и уродливо развившуюся. И наращивая обороты, эта машина втягивает в себя и случайных людей, калеча их судьбы.

Теперь об изоляции. Во-первых, почему за карманную кражу надо изолировать преступника, скажем, на три года, а за аварию с тяжелыми последствиями – на десять лет? А если карманник – рецидивист, а виновник аварии – честный работник?

И, во-вторых – зачем изолировать всех осужденных подряд? Убивших по неосторожности, взяточников, убивших из мести, финансовых махинаторов? Их ведь не от общества надо изолировать, а от той сферы, где они могут проявить свои наклонности. Проблема должна решаться радикально – согласно здравому смыслу, никто из лиц, даже осужденных за самые тяжелые преступления (вплоть до измены Родине или преступной халатности, повлекшей массовую гибель людей), если их преступление не требует их изоляции от общества, не должен браться под стражу! Ведь были же в свое время такие меры пресечения, как ссылка, заключение в «шарашку» и т. д. – вот их и надо применять к таким осужденным.

И, наконец, об устрашении. Надо признать, что суды всегда, как подчас трибуналы во время войны, выполняют «функцию устрашения», то есть на примере неудачно попавшегося дают урок тем, кто раздумывает, не пойти ли по его пути. Именно так и поддерживается порядок в обществе, так что функция устрашения – важнейшая функция юстиции, именно она и прививает гражданам условный рефлекс на законопослушность.

Лучше всего в художественной литературе, по-моему, такая печальная необходимость нашей жизни, как показательное устрашение, отражена у Шукшина в рассказе «Материнское сердце». Там герой, Витька, под воздействием чувств ранил милиционера. Его будут судить, дадут срок. Мать идет его выручать.

«Милиционер шагал широко. Молчал.

Мать семенила рядом и все хотела разговорить длинного, заглядывала ему в лицо.

– Ты уж разъясни мне, сынок, не молчи уж… Мать-то и у тебя небось есть, жалко ведь вас, так жалко, што вот говорю – а кажное слово в сердце отдает. Много ли дадут-то?

Милиционер Мельников ответил туманно:

– Вот когда украшают могилы – оградки ставят, столбики, венки кладут… Это что – мертвым надо? Это живым надо. Мертвым уже все равно.

Мать охватил такой ужас, что она остановилась.

– Ты к чему это?

– Пошли. Это я к тому, что – будут, конечно, судить. Могли бы, конечно, простить – пьяный, деньги украли, обидели человека. Но судить все равно будут – чтоб другие знали. Важно на этом примере других научить».

Итак, вот краткая формула уголовного преследования: надо изломать конкретному человеку жизнь так, чтобы другим неповадно было. Хорошо, признаем эту печальную необходимость. Но разве обязательно ломать человеку жизнь зоной? Разве нет массы других способов повесить на человека вину – волчий билет, ссылка, принудительные непрестижные работы, алименты, просто клеймо осужденного – то, что раньше называлось «гражданской казнью»? Пусть юристы поработают над спектром возможных наказаний, пусть поупражняют фантазию вместо привычных тупых «от двух до пяти… с зачетом… с отбыванием в колонии строго режима…»

И последняя тема. Есть такая чудовищная фраза: «Незнание законов не освобождает от ответственности» (остряки добавляют: «…а вот знание – иногда да»). Не является ли этот общепринятый принцип показателем бесчеловечности современной юстиции? А вот представляется, что незнание гражданином законов не освобождает общество от ответственности за него. Наказание, конечно, имеет какое-то нравственное оправдание, если только закон нарушен осознанно. Но кто мешает развернуть работу по всеобщему юридическому образованию? Скажем, молодые люди не получат паспорта, пока не подтвердят знание статей УК, по которым их смогут привлечь к ответственности. И в случае изменений в законодательстве паспорта граждан становятся недействительными, пока там не будет отметки о том, что с изменениями ознакомлен. Под расписку. Такую же расписку имеет смысл брать и с въезжающих в страну.

Трудно? Ну не труднее, чем всероссийские выборы, когда берется на учет каждый представитель электората, и его заваливают какими-то никому не нужными бумажками. Вместо этого лучше рассылать по адресам брошюрки со статьями УК и указанием пунктов, где сделают отметку об ознакомлении. Вот тогда государство получит полное моральное право требовать законопослушания с граждан по всей строгости!

Надеюсь, читатель понял: здесь речь идет не об абстрактной гуманизации законодательства, а за то, чтобы наши ИТУ как можно скорее перестали быть фабриками по производству преступников. И, конечно, за то, чтобы разгрузить наши места не столь отдаленные от балласта и наконец-то освободить место для тех, кому полагается обосноваться там всерьез и надолго (чем собирался заняться во время своего недолгого премьерства Евгений Примаков). А мест для этого, можно надеяться, понадобится скоро немало.

ВРАГИ НАРОДА ПОНЕСУТ ЗАСЛУЖЕННУЮ КАРУ

Недавно один «демократ» возмущался, почему сегодня так редко напоминают о Нюрнбергском процессе: ведь столько русских националистов безнаказанно ведут свою разрушительную работу! Этот «демократ» не понял, в какое время живет. Потому его коллеги и не вспоминают Нюрнберг, что чувствуют: скоро им придется держать ответ за свои преступления, и кара им будет суровой. Думается, они понимают: тут уже речь пойдет не об исправлении, изоляции или устрашении. И вспоминают, что был ведь издан в 1943 году Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым была установлена недостаточность обычных мер наказания, не соответствующих тяжести совершенных преступлений, для особо опасных врагов народа и государства, и введены смертная казнь через повешение и каторжные работы на срок до 25 лет.