Столетняя война - Жан Фавье

В качестве подстраховки приняли решение, которое было не единственным: Жанна Наваррская на двенадцатом году жизни должна была подтвердить договор, лишавший ее Наварры и Шампани. Таким образом, все наследство Жанны I Наваррской, жены Филиппа Красивого, оценили в пятнадцать тысяч ливров.

Филипп V добился, чтобы корона не досталась его племяннице. Таким образом, возникла тенденция, чтобы мужское наследование, введенное Филиппом Красивым для одного апанажа, стало правилом и для всего королевства. Но будет неправильным предполагать, что в 1316 г. нашли четкое решение проблемы. Июльское собрание кардинальным образом не решило ничего. А менее многочисленное и еще хуже организованное ноябрьское лишь признало факт: Филипп Пуатевинский уже находился у власти.

Недостаток Жанны состоял в том, что она была девочкой, к тому же ребенком. И в довершение всего, возможно, внебрачной дочерью королевы. А Филипп Пуатевинский был зрелым человеком, способным выполнять обязанности короля. Отец ввел его в курс дел. На войне и в хитросплетениях королевской дипломатии с ним познакомились французские принцы. Человеком он был умным, хитрым, волевым. Он всегда знал, что делать.

Карл де ла Марш, третий сын Филиппа Красивого, восхождение на престол Филиппа V воспринял враждебно. С братом-графом в Совете королевы-ребенка он мог бы бороться за власть. В Совете же брата-короля он не мог рассчитывать на заметную роль. Тем не менее в 1322 г. он стал наследником брата на основе того же принципа. У Филиппа V остались четыре дочери; никому не приходило в голову, чтобы одна из них стала королевой Франции. Карл Красивый принял корону так, как будто это разумелось само собой. Никто не проронил ни слова.

Шесть лет царствования — и история повторилась. Скончавшись 1 февраля 1328 г., Карл IV оставил вдовой третью жену, находящуюся на седьмом месяце беременности. Он заранее отдал распоряжение: если жена родит сына, когда Карл уже умрет, тот станет королем при регентстве кузена Филиппа Валуа; если ребенок будет девочкой, пэры и великие бароны изберут королем того, чьи притязания на престол они посчитают самыми обоснованными. Лучшего способа умыть руки нельзя было и придумать…

Филипп Валуа

Ситуация 1328 г. не была точной копией ситуации 1316 г. Тогда Филипп Пуатевинский был одновременно ближайшим из взрослых родственником, ближайшим родственником мужского пола и старшим из близких родственников умершего короля. Карл был младше, Изабелла — еще младше, а Жанна — совсем ребенком. Остальные приходились ему лишь кузенами.

В 1328 г. Филипп Валуа не был ни ближайшим к прежнему королю на генеалогическом древе — таковой была Изабелла, королева Англии, — ни самым прямым его потомком, так как у последних Капетингов остались дочери, у которых теперь были мужья. Но граф Валуа был ближайшим из родственников мужского пола, и ему исполнилось тридцать пять лет. Он был старшим мужчиной в роду, и именно в таком качестве его все и воспринимали. Он считался мудрым. У него была репутация отважного рыцаря. Заботясь о правах других как о своих, он пользовался уважением баронов, воспринимавших его как «своего брата».

На следующий день после похорон Карла IV собрались вельможи. Похоже, Валуа тогда уже занимал должность регента. А может быть, он занял ее, когда его царственный кузен агонизировал. И собранию в полном составе оставалось лишь примириться с фактами.

С того момента юристы, к которым обращались за консультацией, неминуемо выражали сомнение, по-настоящему ли обосновано решительное отстранение женщин от наследования престола. Среди докторов гражданского и канонического права, заседавших вместе с магнатами королевства, некоторые в ходе дебатов выдвинули новое имя: Эдуард III, король Англии, — не только внук Филиппа Красивого, но и его единственный потомок мужского пола. Валуа же был лишь племянником Филиппа Красивого…

Естественно, нашелся способ отмести этот аргумент. Если бы женщины имели право на корону, то преимущество по праву первородства было бы у дочери Людовика X. Однако же ее отстранили. Если же женщины не имеют права на престол, а похоже, так оно и есть, то каким это образом Эдуард III получил от матери право, которого у нее не было?

И потом, если право Эдуарда III будет признано, быстро возникнет полная путаница. Он настроит против себя всех сыновей, которые непременно родятся у дочерей Людовика X, Филиппа V и Карла IV. Рожденный четырьмя годами позже сын одной из них, Карл Злой, часто будет напоминать в пику Иоанну Доброму, что приходится внуком Людовику X.

В реальности обсуждать этот вопрос не слишком спешили. Главное было в другом: французским баронам не хотелось подчиняться государю-иностранцу, даже если его дед был французом. И неважно, что по-французски он говорит лучше, чем по-английски! То же можно было сказать о большинстве королей, известных парижскому двору.

Никогда не видывали и не слыхивали, чтобы Французское королевство подчинялось власти короля Англии.

Добавим сюда то, о чем бароны молчали на ассамблеях, но не на тайных сборищах. Они не отвергали короля. Они хорошо знали, что король им нужен. Но слишком могущественный король — это было совсем не то, чего искали феодалы, пятнадцать лет назад объединившиеся для борьбы с злоупотреблениями монархии. Ведь ситуация с Эдуардом III была парадоксальной. За год до того он взошел на престол в результате мятежа, в ходе которого был убит его отец Эдуард II. Слишком юный — ему исполнилось семнадцать, — чтобы по-настоящему властвовать, он полностью находился под влиянием матери, Изабеллы Французской, очень сильной по натуре женщины, и барона, которого все знали как любовника королевы, — Роджера Мортимера. А французские бароны в Париже знали об этой связи, которую Изабелла даже не пыталась скрыть, и негодовали.

Короче говоря, Эдуард III был слишком слаб, чтобы иметь какие-то шансы на успех в борьбе за корону своего деда Филиппа Красивого, но потенциально слишком силен, чтобы французские феодалы нашли выгодным объединение английской и французской корон на голове этого слабого юноши.

Поэтому участники больших собраний в феврале 1328 г. сочли более естественным искать короля среди своих. Кандидатов в наследники хватало, но по-настоящему никто даже не мечтал тягаться с графом Филиппом Валуа. Он был старшим из мужчин — представителей мужской линии как сын того Карла, который представлялся в своих актах «сыном короля Франции, графом Валуа». Лишение дочери Людовика X наследства в 1316 г. в конечном счете привело к тому, что в 1328 г. королевство наследовал Филипп Валуа. Архиепископ Жан де Мариньи — брат того самого Ангеррана, которого повесили в 1315 г., — заявил об этом без обиняков перед всеми прелатами и баронами, в подтверждение применив Евангелие к геральдике при помощи риторической фигуры, привычной для схоластов:

Лилии не прядут.

Ребенок, которого ожидали, оказался девочкой. Можно было полагать, что тогда Филипп Валуа сразу станет королем. Не тут-то было, и в апреле регенту еще пришлось вести переговоры с баронами. Во время этих последних переговоров, ставка на которых уже определилась, он вел себя еще осторожней, чем в феврале. Впрочем, особого беспокойства он не проявлял: к моменту, когда вдовствующая королева должна была родить, он не побоялся уехать в Нормандию.