Последний инка - Яков Свет

Писарро шел на своих кораблях из Панамы к Тумбесу.

Однако противные ветры не позволили ему спуститься вдоль берега так далеко на юг, и он высадился гораздо севернее этой гавани.

Не без труда испанцы, следуя в пешем строю, добрались до острова Пуны в устье реки Гуаякиль. От Пуны до Тумбеса было совсем близко. Обитатели Пуны приняли Писарро с распростертыми объятиями. У них были свои счеты с инкой, и Писарро вступил в переговоры с правителем Тумбеса.

Зимний сухой сезон 1532 года был не за горами, но пока еще все время шли дожди, и Писарро счел за благо до поры до времени отсидеться на острове.

Это решение едва не привело экспедицию к гибели. Островитяне вскоре убедились, что тауантинсуйскую кукушку они променяли на испанского ястреба.

Писарро узнал, что на острове зреет какой-то заговор. Впрочем, возможно, что сведения эти были ложны, исходили они от тумбес-ских посланцев, а жители Тумбеса враждовали с островитянами.

Недолго думая Писарро схватил с десяток местных вождей и велел казнить их.

Разъяренные островитяне напали на испанский лагерь, и атаку эту с трудом удалось отразить.

Но борьба не прекратилась. Индейцы укрылись в дремучих лесах и беспокоили испанский отряд частыми и внезапными вылазками.

Уйти с острова Писарро не мог: все корабли он отослал в Панаму за подкреплением. Тигр угодил в ловушку, и, вероятно, участь его была бы печальной, если бы из Панамы не прибыли два корабля с сотней новых головорезов.

Писарро переправился на материк и устремился к Тумбесу. Встретив на пути очень слабое сопротивление, испанцы вошли в город. Тумбес был пуст, жители покинули его и унесли с собой все драгоценные украшения из храмов. Большинство домов лежало в развалинах, казалось, что город покончил жизнь самоубийством.

Вскоре удалось в окрестностях Тумбеса захватить здешнего правителя. По его словам, город опустошили соседи-островитяне, но Писарро не доверял пленнику. Опыт Пуны подсказывал ему, что в Тумбесе оставаться рискованно, и после тщательных разведок он привел своих людей в плодородную долину, расположенную к югу от города. По пути Писарро все земли объявлял владениями короля Испании. Никто не сопротивлялся. Торжественные акты исповедник Писарро, поп Висенте Вальверде, читал на испанском языке, и слушателям и в голову не могло прийти, что отныне они становятся подданными испанского короля.

Итак, Писарро обосновался в райской долине близ Тумбеса. Он заложил там город и крепость Сан-Мигель, а окрестные земли со всеми живущими на них тауантинсуйцами раздарил своим соратникам.

Все награбленное золото и серебро он велел переплавить. Пятую часть слитков он отложил для испанской казны. Ни единой унции его люди не получили. И не потому, что Писарро присвоил себе остальные четыре пятых добычи. Писарро в очень редких случаях обсчитывал своих сотоварищей, разбойничий кодекс чести он, по мере возможности, старался не нарушать. И на этот раз он эти четыре пятых себе не присвоил. Слитки отправлены были в Панаму для расплаты с долгами.

И не только для этого. Писарро хотел, чтобы по всему свету разнеслись слухи о богатой добыче, взятой в богатой стране.

В Сан-Мигеле Писарро проведал о смутах и усобицах в царстве Солнца. Тауантинсуйские неурядицы сулили ему успех, и в конце сентября 1532 года он, покинув Сан-Мигель, отправился в глубь страны. Он взял с собой сто десять пехотинцев и шестьдесят семь всадников. На пятый день похода Писарро созвал всех своих людей и сказал им: «Кто идет вперед не от всего сердца или сомневается в успехе, пусть лучше остается на месте. С теми же, кто от меня не желает отстать, много ли их или мало, я доведу дело до конца».

Только девять солдат отказались идти дальше.

Кортес, высадившись на мексиканских берегах, сжег все корабли. Его войско волей-неволей вынуждено было идти вперед, к столице Мексики, пути назад были отрезаны бесповоротно.

Писарро кораблей не сжигал. Напротив, он широко распахнул ворота в тыл и избавился от нерешительных, трусливых и слабых бойцов. Оба вожака конкисты, приняв, казалось бы, столь разные решения, добились одинакового результата: они сплотили свои банды, их цель стала целью каждого участника похода.

До поры до времени Писарро скрывал свои истинные намерения. Когда к Писарро явился посол Атауальпы с довольно скромными дарами, Писарро принял его очень любезно. Он сказал: испанцам ведомо имя Атауальпы, великого правителя и воина, и они горячо желают совместно с Атауальпой сражаться со всеми его врагами. Посол был доверчив и простодушен и сообщил испанцам, что Атауальпа с большим войском стоит близ города Кахамалки, на пути из Тумбеса в Куско.

Кахамалка лежала высоко в горах, и дорога к ней вела через узкие горные проходы. В этих расселинах сотня храбрых бойцов могла преградить путь целой армии и от волчьей писарровской стаи не осталось бы и следа, если бы Атауальпа обладал прозорливостью и энергией своего прадеда Пачакути.

Нигде испанцы не встречали ни малейшего сопротивления, местные жители при виде закованных в железо всадников обращались в бегство. В ужас их приводили не бледнолицые люди, а невиданные звери с густой гривой.

Эти исчадия злого заморского духа, словно вихрь, мчались по горным дорогам, их пасти сочились пеной, их лапы высекали из камня огонь. Даже пумы и ягуары в сравнении с ними казались кроткими и безобидными созданиями. Всадники без труда догоняли беглецов, раздевали их до нитки, но особого зла не причиняли.

В трех днях пути от Кахамалки самый свирепый из братьев Писарро, Эрнандо, захватил одного из таких беглецов и потребовал, чтобы он сказал ему, где именно сейчас находится инка.

Пленник отказался отвечать, и тогда Эрнандо велел его пытать. Бедняга долго отпирался, но в конце концов признался, что Атауальпа находится в одном укрепленном городке, к югу от Кахамалки, и что с ним пятидесятитысячное войско.

Получив от брата эти сведениям, Писарро двинулся к Каха-малке.

Послам Писарро заявил, что он друг инки и идет в стан Атау-алыты с мирными намерениями.

Испанцы перевалили через высокий хребет и начали спуск в широкую долину Кахамалки. По пути Писарро дважды принял посольство Атауальпы.

Белый город лежал у подножия мрачной гряды утесов. Ниже города к небу поднимались белые столбы пара – там из сокровенных андийских недр ключом били горячие воды. Вся эта картина выглядела бы весьма отрадно, если бы в нее не вписывались детали крайне тревожного свойства. У источников, за источниками и над источниками виднелись боевые шатры Атауальпы. «Мы, – писал один из спутников Писарро, – преисполнились удивления, когда убедились, сколь крепкую позицию заняли индейцы. До сего дня никто из нас не видел такого множества шатров и при этом расположенных столь удачно. Замешательство, даже страх закрались в сердца самых отважных из нас. Но уже поздно было отступать: при малейшем признаке нашей слабости индейцы поднялись бы на нас. Хладнокровно осмотрев местность, мы приготовились к вступлению в Кахамалку».