Тени Шаттенбурга - Денис Луженский

– Всех я и не пытаюсь, – улыбнулся ему странник.

– Заткнитесь уже, панове, – зло проворчал Иржи Порох. – Отвлекаете меня, пся крев!

* * *

Чудно: вроде вокруг и не стало светлее, но темнота уже не кажется непроглядной. Если присмотреться, видно немножко и камни, и своды туннеля, и текущий под ногами ручеек… Может, выход близко?

Нет, не выход. Большая пещера – просторная, будто зал для городских собраний. И каменные столбы везде – одни как колонны, другие торчат драконьими клыками из пола или с потолка. Страшненько! А прямо посреди зала… озеро. Тусклая и недвижимо ровная гладь черной воды, застывшая меж каменных колонн-зубов. И над этой водой – невысоко, можно рукою достать – будто горит что-то, и без огня, и без дыма. Трепещет такое же черное и текучее, как вода внизу, дергается, рвется… манит…

Холодно… Подойти бы к странному огню, ладони подземному жару подставить, обогреться, а потом уж дальше ковылять…

Подойти ближе…

Еще…

Оно не горячее, оно холоднее самого студеного зимнего ветра… Руки и ноги сводит от ледяного дыхания, лицо немеет, и слезы будто застывают льдинками на щеках… Сердце в груди – и то немеет, смерзается в колючий ком… Не убежать… Шагу назад не ступить… Нет! Не хочу!..

* * *

– Она не может дышать! – Николас склонился над женщиной, корчащейся в кресле. Попытался схватить ее руки, но прижатые к высокой груди пальцы словно превратились в ветки старого дерева – скрюченные, твердые и сухие. Рот Ульрики жадно открывался, но никак не мог вобрать хоть малую толику воздуха. В широко распахнутых глазах плескался смертный ужас.

– Довольно! Прерывай свое колдовство!

– Рано, – процедил сквозь зубы Иржи – сосредоточенный, как рыбак, готовый подсечь клюющую рыбину.

Николас с отчаянием обернулся к задыхающейся баронессе, выругался… и вдруг рванул из ножен длинный толедский кинжал. Выражение лица поляка, почуявшего на своем горле прикосновение обнаженной стали, сделалось несколько озадаченным.

– Клянусь Богородицей, или она сейчас начнет дышать, или ты тоже забудешь, как это делается!

– Спятил?! – Иржи скосил глаза на Перегрина. И, перехватив взгляд поляка, странник неуверенно произнес:

– Если она не вспомнила то, что нам нужно, все окажется напрасным.

– Если она умрет, вспоминая это, все будет напрасным вдвойне!

Вздохнув, странник кивнул:

– Справедливо.

– Да черт с вами! – фыркнул с досадой поляк. – Вам ее прошлое нужно, не мне!

Дождавшись, пока министериал отведет от его шеи кинжал, он шагнул вперед и негромко хлопнул в ладоши перед лицом Ульрики:

– Проснись.

К облегчению Николаса, женщина моргнула и тут же обмякла в кресле, с шумом вдохнула. Он присел возле нее и осторожно взял за руку. Баронесса руки не отняла, прикрыв глаза, она дышала жадно, взахлеб, из-под опущенных век катились слезы.

– Боже… – выдавила, наконец, хозяйка Йегерсдорфа. – Боже милосердный…

– Ну, колдун!.. – протянул Николас, обернувшись к поляку, и в голосе его неприкрыто звучала угроза.

Впрочем, Иржи ответить ему не успел, это сделала сама Ульрика:

– Грезы… Я будто грезила наяву… Так ясно, словно видела все воочию!

– Это и была греза, – проворчал Порох. – Люди во сне частенько минувшее видят. Так и могут позабытое вернуть – через сны. Если тебя, пан, в особый сон погрузить, ты запросто вспомнишь, что ел на завтрак, когда тебе пять стукнуло. Даже запах почуешь, будто прямо сейчас…

– Боже! – проговорила баронесса, и столько страдания было в ее голосе, что Иржи разом умолк. – Почему я не умерла?

– Ульрика… – Николас крепче сжал пальцы женщины, но она, почувствовав его тревогу, вымученно улыбнулась:

– Нет, я не хочу умереть. Но не понимаю, почему осталась жива – тогда, давно. Меня ведь тянуло туда, в то озеро, в то… место. Противиться я никак не могла!

– И совсем не помнишь, как выбралась? – спросил вдруг Перегрин.

– Нет… не помню.

С озабоченным видом чужак покрутил головой:

– Если бы ты попала в Провал, не вырвалась бы уже. Однако рядом наверняка побывала, и очень близко… Но постой, что же ты вспомнила?

– Слишком много, – с измученным видом она провела рукою по мокрому от испарины лбу. – И слишком мало. Мне было всего семь лет. Сбежала от няни, забралась на горный склон – глупый, непоседливый ребенок. Потом – падение. Думаю, это была старая заброшенная штольня. Чудом не переломала кости, когда катилась вниз. Зато потом, уже пытаясь вылезти, сильно поранила ногу. На мои крики никто не явился, и я пошла… вниз.

Ульрику передернуло, в ее глазах мелькнуло отражение ужаса – пережитого и забытого очень давно, но теперь выдернутого на свет из пыльных закоулков памяти.

– Не знаю, сколько бродила во мраке. И по-прежнему не помню, где и как вышла наружу.

Услышав это, Николас едва сдержал вздох разочарования.

– Но смогу, наверное, отыскать место, где провалилась.

– Уф-ф… Ну уже что-то! Если попадем вниз, попробуем найти путь.

– Но хватит ли нам времени? Весь расчет был на то, что я сумею выступить проводником, – баронесса повернулась к поляку: – Сможем все это… повторить?

Было видно, что вопрос дался ей нелегко.

– Нет! – Рука министериала сжала запястье женщины. – Твои воспоминания едва не убили тебя. Той девочке не будет никакой пользы, если ты умрешь.

Она заколебалась, и Перегрин медленно кивнул, поддерживая сказанное:

– Все верно, нельзя рисковать тем, что уже удалось добыть.

* * *

– Мы сможем выйти утром. До старой штольни должно быть недалеко, но следует учесть, что нам наверняка придется ее поискать. Если повезет, к полудню с этим управимся. Тогда у нас будет еще не меньше суток, чтобы добраться до Источника. В конце концов, ползать под землей можно и ночью.

Николас обвел взглядом всех, кто собрался в трапезной поместья Йегерсдорф – не иначе как волей Всевышнего.

Пестрая компания, что и говорить: одинокая аристократка, юный послушник, двое наемников – бывший и настоящий, хмурый дикарь, убийца-колдун, а еще – чужак, нелюдь, явившийся из иного мира. Ну и еще он сам – министериал барона Ойгена фон Ройца, доверенный человек того, кому безоговорочно доверяет император. И всех их сейчас объединило общее дело.

– Как думаешь, мсье Коля, сколько там может быть этих… «верных»?

Свой вопрос Девенпорт задал с нарочитой ленцой, которая не смогла обмануть Николаса. Наемник спрашивал о том, что его по-настоящему волновало.

– Не думаю, что много. Мы изрядно проредили тех, кто гнездился в Ротшлоссе.