Тени Шаттенбурга - Денис Луженский

– Значит, нужно выдерживать направление. Авось не промахнемся, выйдем куда нужно.

– Сейчас не время полагаться на удачу, – свесившись с седла, Перегрин осторожно подхватил башмачок, покачал в узкой ладони. Потом неожиданно повернулся к Кристиану: – Чувствуешь что-нибудь?

– Н-нет… – неуверенно сказал тот.

Странник бросил ему находку, юноша неловко ее поймал.

– А теперь?

С минуту Кристиан молчал, только чуть дергался его кадык, будто парень силился проглотить что-то, застрявшее в горле, и никак не мог.

– Туда! – выдохнул, наконец, указывая вперед и влево. Он был почти уверен, что выбрал направление правильно, будто наяву увидел висящую в воздухе тонкую черную нить, свитую из боли и страха. Нить петляла меж древесных стволов, скрывалась в чаще.

Юноша зажмурился что было сил, потом снова открыл глаза: зловещая паутинка – дрожащая, словно колеблемая ветром – по-прежнему была здесь. Идти по следу ужаса, идти быстро – ведь промедление смертью обернется…

– Нам нужно не туда, – хрипло сказала Ульрика.

– Что? – повернулся к ней Кристиан, никак не ожидавший таких слов.

– Я… помню другую дорогу.

– Альма – там! – с горячностью заговорил юноша. – Послушайте, я знаю!

– Никто не сомневается, – Микаэль положил ему на плечо тяжелую ладонь, пальцы его успокаивающе сжались. – Там наверняка есть проход. И мы им пойдем, если не подыщем другой. Менее людный.

– Да, – Кристиан почувствовал, что лицо его заливает краска. – Верно…

Охрана при главном входе! Они же говорили об этом!..

– Сюда, – мотнула меж тем головою баронесса и пустила свою кобылицу шагом. Семеро всадников вновь двинулись вперед – теперь заметно быстрее, чем раньше.

* * *

– Есть просьба, – тихонько сказал Микаэль, не глядя на Девенпорта.

– Ну? – так же, не поворачивая головы, отозвался наемник.

– Я постараюсь прикрыть парня. Но если вдруг не успею…

Девенпорт понял – дураком он не был и в лишних словах не нуждался. Как и в том, чтобы нюрнбержец извинялся за то, что было между ними прежде, в городе. Наемник принял решение и, чтобы воплотить его в жизнь, собирался сделать все от него зависящее. А может, даже немного больше.

– Посмотрим, – сказал он и чуть тронул пятками конские бока.

Как могут быть иными небо и солнце? Кристиану это казалось страшным, непонятным… И неизъяснимо притягательным.

Десять лет назад он не мог представить свою жизнь без родителей – без прикосновения ласковой маминой руки, без доброго отцовского взгляда. Близ деревни протекала безымянная речушка, и малыш Кристиан знал, как добыть рака из подводной норы и как наловить ершей на прогретой солнцем песчаной отмели. За околицей темнел негустой лесок, и он мог отыскать в нем ягодник или гнездо крепких подосиновиков, а при удаче промыслить прыткого зайца. Но о том, что дальше – за речкой, за лесом, – он представления не имел, пока отец не взял его с собой на ярмарку в город. Целых десять миль по ухабистой дороге – столь далеко мальчик не забирался даже в своих мечтах.

В городе отец, продав воз круглобоких глиняных горшков и звонкой деревянной посуды, купил сыну рубаху – яркую, крашенную кошенилью, а его братьям – кулек медовых сластей. Невиданная обновка заставила Кристиана раскрыть рот, но гораздо больше его потряс сам город: он показался ему сплошной мешаниной узких улиц, забитых толпами народа. И каждое здание грозило, того и гляди, обрушиться на голову: шутка ли, в иных имелось аж три этажа! Городок тот был вдвое меньше даже невеликого Шаттенбурга, но тогда, семь лет назад, мальчишке из деревни едва ли в три десятка дворов помнилось, будто он угодил в величайшую из столиц.

Потом мир, ограниченный околицей деревни, речушкой и лесом, сменился миром, ограниченным стенами монастыря. Умение читать и множество книг, которые Кристиан переписал, позволили ему путешествовать – в книгах он прочел о далеких краях и странных народах, их населяющих, о непонятных верованиях и жутковатых обычаях.

Тогда он понял, что земля велика и полна тайн, что можно идти, ехать, плыть десятки, сотни и даже тысячи дней, но не достичь ее края. Осознал, что городов на свете больше, чем можно себе вообразить, и мечтать о том, чтобы увидеть их все, – то же самое, что надеяться сосчитать звезды или капли дождя. Совсем еще недавно он знал наверняка: мир гораздо больше, интереснее и ярче, чем он думает, знает, даже может представить. И вот Перегрин заявил, что перед ним – перед ним, Кристианом! – лежит не один такой мир, но великое множество. И в каждом можно побывать: нужно лишь встать на Тропу… От этого кружилась голова.

– Ты идешь из мира в мир… Зачем?

– Это непросто объяснить. Я сидел у костров под разными небесами. Они всюду разные – где-то огонь синий, где-то дрова горят жарче, где-то запах смолы пьянит сильнее вина. Но под любым из небес люди ищут у костра тепла и покоя. И защиты от тех, кто скрывается во мраке ночи. Так и разные миры – они во многом похожи друг на друга, но в то же время различны. Отыскивать эти различия – большие и едва заметные, видеть оттенки знакомых, привычных вещей, находить неизвестное в привычном – разве это не увлекает? И разве не стоит идти вперед, чтобы познать новых людей, новые обычаи, новую радость?

– Выходит, что ты… – Кристиан помедлил, подыскивая слово. – Ты смотришь, как живут другие люди в других местах, просто потому, что тебе это интересно? Ты просто… приходишь и берешь?

– Беру, – кивнул Перегрин. – Но не только для себя. Я был в мирах, которые теперь мертвы. Один пожрала чума. В другой пришли чудовищные создания, с которыми не сравниться даже демонам из ваших легенд. В третьем навсегда угасло солнце, и вечный холод сковал воду, землю, сам воздух. И во всех этих местах прежде жили люди – непохожие на тебя или меня, но – люди. Они любили, мечтали, дружили, а теперь от них осталось лишь то, что я взял и сохранил здесь, – он коснулся головы, затем груди. – Я успел побывать в их мире раньше, чем они исчезли навсегда. Успел увидеть, как они любили, мечтали, дружили. И запомнил их любовь, мечты, дружбу.

Кристиан нахмурился. Чего-то не хватало для него в услышанных словах, но чего – он не понимал. А Перегрин улыбнулся – ободряюще и немного печально.

– Согласись: брать, чтобы сберечь, – это не так уж мало. Но, став странником, ты научишься еще и отдавать. Ты ведь знаешь, что такое книги. Представь себе величайшую книгу твоего мира, в которой записывается все, что происходит во всем мире в каждое мгновение. Эта книга незрима, а писцом само бытие, но и ее можно прочесть – при должном умении, конечно.

– Ты… умеешь?! – Юноша задохнулся от изумления.

– Только некоторые страницы, самые простые. Однако я умею кое-что другое. Я некоторым образом переписываю «книги миров», делаю их копии. И эти копии оставляю в другом мире, сохраняю их там. Таким образом, в любом из мест, где побывал странник, хранится не меньше одной копии «книги» какого-то иного мира.