Братство: Возрождение - Алексей Рудаков

Завершали этот смертельный механизм пять человек без брони — в длинных чёрных плащах, отливавших каким-то неприятным, жирным блеском, они шли, медленно поворачивая из стороны в сторону головы в фуражках с высокими тульями, редко-редко опуская к земле стволы пистолетов для контрольного выстрела.

Звуки снова смолкли, но тишина была недолгой — на смену им пришёл голос. Мёртвый и монотонный как щелчки метронома, он, раз за разом, повторял одну и ту же фразу, вбивая её мне в голову подобно толстому и зазубренному гвоздю: — Это ты!.. Это ты!.. Это ты!..

Рванувшись, я, преодолевая сковавшее меня оцепенение, оторвал от глаза монокуляр, и он немедленно стих, возвращая меня к нашей реальности.

— Сэр! Смотрите! — не отрываясь от прицела, Михаил махнул рукой в сторону атакующих: — Они преодолели наши заграждения. Сейчас пойдёт потеха!

Судя по всему, наваждение, так внезапно охватившее меня, было недолгим — прошло всего несколько секунд — наёмники, только-только преодолевшие скамейки Самсонова, едва успели отойти от них на несколько шагов и сейчас переходили на бег, стремясь как можно быстрее преодолеть пустое пространство перед траншеями.

Не обращая внимания на потери — наша линия обороны во всю отплёвывалась вспышками выстрелов, они рвались вперёд, причём многие, прямо на ходу, доставали ножи, собираясь вырезать посмевших оказать сопротивление фермеров.

— Сейчас… Сейчас… — от охватившего его азарта он даже перестал стрелять, став вместо этого нетерпеливо перетаптываться с ноги на ногу, как соскучившийся по лихой скачке конь: — Вот! Есть!

До наших позиций оставалось совсем немного — не более полусотни метров, когда нёсшийся к ним людской вал замер, словно напоровшись на каменную стену. Нет, конечно никакой стены не было — но впечатление было именно такое — стремительный бег атакующих вдруг угас, застопорился — в монокуляр мне было хорошо видно, как на землю падали бежавшие первыми наёмники, а на их тела, будучи не в силах остановиться, наступали следовавшие сзади. Но и они, стоило им только шагнуть не нетронутую траву, повторяли движения своих товарищей, устилая своими телами пространство перед окопами. В оптике у меня было видно, как некоторые, наверное, самые удачливые, силились встать, оторваться от земли — упираясь руками они, пытались приподняться, но тут же либо падали обратно, сражённые нашими пулями, либо приподнимались и тогда, из дыр, пробитых чем-то в их телах выплёскивались потоки крови.

Тоскливый стон, умирающих во множестве людей, докатился до блиндажа, заставив меня вздрогнуть — так сильно эта картинка была похожа на только что посетившее меня видение, но, в следующий момент, ожили, ждавшие своего часа пулемёты, своим рёвом отгоняя неприятное сравнение.

— Как мы их, а? — оторвавшись от прицела и нарушая все законы субординации, весело подмигнул мне Михаил: — А всего-то — колышки в земле!

— Колышки?

— Да, сэр! — снова вернулся он к своей нормальной манере общения: — Мы вбили несколько сотен колышков в грунт. Сантиметров на тридцать вглубь, так, чтобы над землёй торчало ещё десять-пятнадцать. Заточили их, конечно — вот они и напоролись, на всём скаку, сэр! — довольный тем, что его придумка сработала как надо, Самсонов потёр руки: — В траве их невидно, сэр, а как гробанёшься — тут тебе и каюк! Правда здорово, сэр? Мрак придумал — точнее вспомнил, сэр. Вроде так в древности делали. Читал он где-то.

— Недурно, — кивнул я, вновь поднося к лицу монокуляр — избиваемая пулемётами толпа качнулась, отхлынула назад, я уже было подумал, что люди рванут назад, стремясь скрыться от очередей в лесу, но наёмники не зря ели свой хлеб!

Взревев так, что их крик-вопль даже перекрыл нескончаемое стаккато пулемётов, оставшиеся на ногах — их было всего несколько сотен, рванулись вперёд, не обращая внимания ни на что.

В оптику было видно, как таяла их кучка — люди падали, зацепившись ногами за колья, их валили длинные очереди пулемётов, но они неслись, вперёд несмотря ни на что.

До траншей добралось, хорошо если треть, от начавших этот рывок бойцов, но, стоило им ворваться внутрь, как в их рёве зазвучали торжествующие нотки.

— Чёрт! Прорвались, твари! — скрипнув зубами, Михаил отложил в сторону, разом ставшую бесполезной снайперку: — Выдвигаюсь в траншеи, сэр. Там сейчас… — не договорив он посторонился, освобождая проём двери, и, в блиндаж ввалился Банкир. Несмотря на всклокоченный и потрёпанный вид, его лицо, когда он стащил с головы шлем, было донельзя довольным.

— Ты куда? В траншеи? — бросил он Михаилу, протискиваясь мимо него: — Давай, надо. Сектора Центр Три, Четыре и Пять мы слили. Во втором и шестом — славная рубка. Эти парни своё дело знают.

— Ага, — кивнул капитан в ответ: — За Сэмом присмотри, отвечаешь. Сэр! — кивнув мне на прощанье он скрылся в траншеи.

— Ну что там? Жарко? — отстегнув с пояса флягу я протянул её Прохору.

— Ох, босс… — сделав насколько глотков он вылил немного воды себе на загривок: — Спасибо! Крепкие парни, — с уважением в голосе произнёс он, косясь на оставленную Самсоновым винтовку: — Вы позволите, босс? Ваша красотка?

— Не, Михаила, — отступив в сторону я освободил ему место подле снайперки.

— Шельзег семьсот десятая… — с явным уважением, немного сдобренным нотками зависти, произнёс Банкир, прилипая к прицелу: — Мощный ствол! Ух ты… А оптика-то… Вау! Вот это да… — примериваясь он поводил стволом из стороны в сторону, без сомнения пытаясь найти достойную жертву.

— Босс… Вы вон туда гляньте, — винтовка, прекратив свои блуждания по полю боя, замерла уставившись куда-то вправо, указывая направление на дальний от нас участок леса, где, с самого начала заварухи было тихо и спокойно: — Пару деревьев на опушке видите? Там ещё сук обломан? У левого. Немного правее — нашли?

Немного поводив своей трубой, я нашёл указанные им ориентиры — действительно, немного правее дерева с приметным, свежеобломанным суком, наблюдалось какое-то, неясное пока движение — в просветах кустов, заполнявших собой опушку, мелькали какие-то тени, а над деревьями — припомнив слова Римуса я поднял оптику выше, кружились потревоженные птицы.

— Ты про кусты? — начал было я, но тут они зашевелились и, сквозь узкий их разрыв, выдвинулся человек. Быстро осмотревшись, он пригнулся и, сделав несколько длинных шагов, замер, прижавшись к стволу — прямо под обломанным суком. Убедившись, что его манёвр остался незамеченным — честно говоря, там сейчас мог и танк выехать — в траншее шла жёсткая рубка накоротке, привлекая к себе полное и безоговорочное внимание всех, кто ещё не успел принять в ней участие.

Повернувшись к лесу, человек махнул рукой, зовя за собой ещё находившихся среди деревьев товарищей, и, пригнувшись побежал в сторону дальнего края траншейной змеи. Вслед за ним, так же продираясь сквозь кусты, выбрались на дневной свет, ещё около десяти человек.

Коротким рывком преодолев метров двадцать они рухнули в траву, явно стараясь максимально скрыть свой манёвр.