Братство: Возрождение - Алексей Рудаков

Заметив непонятную эволюцию кормы и, сразу за тем прекращение работы главного двигателя, он сделал то, о чём писали во всех учебниках и наставлениях по ведению артиллерийских дуэлей — и крепости, чьи орудия только что выплюнули в сторону подранка порцию картечи, немедленно зарядили все свои стволы бронебойными снарядами.

«Превосходство Семь» был обречён — его броня ещё держалась, но Моллет понимал, что это уже агония. Откашлявшись, он склонился над микрофоном: — Вниманию экипажа! — надеясь, что его голос звучит достаточно твёрдо проговорил он, готовясь произнести команду, которой он удачливо избегал всю свою карьеру: — Приказываю всем! Покинуть корабль! Это — приказ! Исполнять!

Озвучив своё решение от расслаблено откинулся в кресле, сквозь прищуренные веки наблюдая как уменьшается ползунок присутствия живых людей не его корабле. Вот зелёная полоска уменьшилась вдвое, вот от неё осталась треть, затем четверть, вот она исчезла, перейдя на цифровую индикацию. Дождавшись, когда ряд цифр закончил свой бег, высветив единичку, он вздохнул — что ж… Не так он себе представлял конец своей карьеры, и, слегка дрожащими пальцами, откинул, словам сургучную печать, крышечку, закрывавшую кнопу самоликвидации.

Занеся над ней палец капитан несколько секунд колебался, не в силах принять решение, но тут его корабль, за долгие годы ставшей его плотью, длинно и устало вскрикнул — его броня, истерзанная множеством попаданий, сдалась — снаряды, выпущенные проклятыми крепостями, принялись рвать тело крейсера, прорываясь всё глубже и глубже — и он решился.

— Готов! — подпрыгнул, сияя от счастья Мрак, когда отметка «Превосходства Семь» почернела, и, в следующий момент, пропала с экрана. Не в силах сдерживать свои эмоции, лейтенант выскочил из-под навеса — задрав голову он всматривался в безоблачное небо, силясь рассмотреть звёздочку, на краткий миг возникшую на месте превратившегося в огненный шар, крейсера.

— Мы победили! — закинув в воздух свой берет, он прижал к себе вышедшую вслед за ним Инну и крутанулся с ней вокруг оси, словно исполняя па какого-то танца.

Наверху, на самой границы зоны действия крепостей, медленно остывая и расходясь в разные стороны, готовились сгореть в атмосфере Нового Акзара, обломки крейсера, так неудачно завершившего эту, казалось бы, такую простую операцию.

Валяться на траве, подставляя лицо теплым лучам послеполуденного солнца, было просто наслаждением. Броня, в которую я запаковал своё бренное тельце, успешно поглощала жар светила, оставляя мне только приятное тепло, в чьих мягких объятьях я и нежился, словно лежал на упругом травяном матрасе, укрывшись тёплым и невесомым одеялом. Для полного счастья не хватало только одного — тишины и покоя, секунд так на шестьсот — тысячу. А лучше — две. Увы, но это было из разряда невозможного…

Звуки по земле разносятся далеко, и, сейчас, все мои попытки подремать просто втаптывались в грунт топотом тысяч ног — ополчение занимало линию траншей.

— Сэр? Сэр, проснитесь! — судя по грохоту грунта, кто-то невидимый, но такой, шумный, переминался с ноги на ногу в нескольких шагах от меня: — Сэр?! Они пошли, сэр! Просыпайтесь!

Повернув голову в сторону сотрясателя земли, я зевнул, открыл глаза, о Боже, как же мне не хотелось этого делать, и, повернувшись на бок, поинтересовался у Михаила, являвшегося источником всего этого шума: — Слушай… Михаил, а они на переговоры не выходили? Ну там парламентёры, белый флаг, горн с барабаном?!

— Эээ… Что, сэр? Переговорщики?

— Угу, они самые. — переведя тело в сидячее положение, а, смею заметить — это потребовало от меня, еще полного приятной дремотной негой, определённых усилий, я потянулся и вопросительно посмотрел на возвышавшегося рядом капитана: — Их же меньше раза в три — расклад не для атаки?! Они что? Сдурели?

— Нет, сэр, — покачал он головой, усаживаясь рядом на корточки: — Никаких попыток выйти на связь, сэр.

— Перебежчики?

— Нет, сэр.

— Ну и хрен — и с ними, и с их барабаном!

— Простите сэр? Вы считаете, что они под барабан — ну, в атаку пойдут?!

— Ага, и под флейту, млять! Кожаную!

— Сэр?!

— Шутка, Самсонов. Простая казарменная шутка! Ты что — не слыхал её?

— Слышал, сэр, — опустив голову он несколько секунд изучал переплетение травинок перед собой, а затем продолжил: — Только, сэр, пошлая она. Шутка эта.

— Господи! — воздев руки к небу, я перетёк на колени: — Всевышний! Отец всеблагой наш! За что?! — скосив глаза и заметив смущение на лице Михаила, я продолжил: — Зачем ты, отче, направил меня к этим святым и непорочным созданиям?! Меня, закоренелого грешника и богохульника — к агнцам твоим?!

Я хотел добавить еще пару слов в том же духе, но, послышавшийся сзади громкий шепот, заставил меня заткнуться.

— Смотри! — громко шептал кто-то у меня за спиной: — Святой Пью о победе молится!

— Да, точно! — поспешил поддержать первого другой: — Он и грехи наши на себя берёт — слышали? Мол де я такой-сякой вместе с праведниками биться буду! Точно говорю — исповедовал он нас всех, оптом, мужики — чтобы значит если чё — и в рай сразу!

— Верно! — снова послышался голос первого: — Надо всем сказать, ну что Пью, нам грехи отпустил и благословление свыше, ну, на бой и победу получил! Коллинг! — позвал он кого-то, невидимого для меня: — Беги по траншеям, весть эту благую неси! Ну, бегом!

Судя по топоту, рванул этот Коллинг так, что любой спринтер, увидев это, удавился бы от зависти, а ещё спустя пару секунд, где-то впереди, послышалось:

— Народ! Святой Пью благословил всех! Ему чудо было — победа за нами, мужики! Победа! Пью грехи наши принял и Ангела с мечом видел! Победа, мужики!

Твою же мать! Мои руки просто рухнули вниз, и я уже собрался ткнуться лбом в землю, зарыться головой в траву от этих воплей, как вдруг, из-за внезапно пришедшей в голову мысли, остановился — Чёрт! Этак они и поклоны земные сейчас бить начнут!

— Сэр? Вы, сэр, с молитвами, закончили?

— Да, Михаил. — повернувшись к нему я поинтересовался, вертя в руках теплый снаружи и восхитительно прохладный изнутри шлем: — У тебя пистолет есть?

— Конечно, сэр, — он похлопал себя по правому бедру: — Всегда с собой, сэр.

— Пристрели меня, а?

— Сожалею, сэр, — отрицательно мотнул головой он: — Как живой святой вы намного более полезны. Они же сейчас, — последовал взмах руки в сторону линии траншей: — Горы свернут, сэр. Во имя, простите, сэр, имени вашего. Вы же их благословили. И… — он снова уставился на выгоревшие стебельки у своих сапог: — Сэр, вы меня тоже, ну, не могли бы, а? Сэр?

— Чего не мог? — я озадаченно покосился на него, не улавливая ход его мыслей.

— Ну это, сэр… Благословите на бой, в общем.