Счастье на бис - Юлия Александровна Волкодав

него до сих пор есть фанаты. Сашка не может поверить до конца. Ей всегда казалось, что они – Сашка, Нурай, Тонечка, – последнее поколение. Что после них уже не могли появляться новые поклонники. Они были последним поколением, заставшим Туманова полным сил, веселым, поющим новые песни, еще красивым мужчиной. Он старел у них на глазах, у них на глазах обзавелся сначала астмой, потом диабетом. У них на глазах попал в аварию и начал хромать. Постепенно становился все менее подвижным, все более измученным. Но у них оставались добрые воспоминания и привязанность к человеку, который скрашивал когда-то их детство и юность. А что видят в нем девочки вроде Насти? Какого героя она себе придумала? Какую картинку накладывает ее воображение на реального Всеволода Алексеевича, которому давно требуются не поклонники, а няньки. Будем честными. Уж себе-то Сашка никогда не врет. От кумира черпаешь энергию, вдохновение, желание жить и трудиться. А Всеволод Алексеевич уже ничем таким не может поделиться, ему самому не хватает.

Сашка крутит в руках телефон. Позвонить ему, предупредить, что на выходе может ждать сюрприз? Или сам справится? Несколько минут Сашка колеблется. Его может рассердить звонок, если он на сцене. А еще он может его не услышать, там же музыка гремит.

Сашка выбирает компромиссный вариант – решает идти ему навстречу. Не то, чтобы она считала Настю опасной для Туманова. Скорее, наоборот.

Но Сашка не успевает даже подняться по лестнице к театру. Только выйдя из кафе, она видит Всеволода Алексеевича. Он как раз по лестнице спускается. Держась за перила, медленно. Лицо грустное и уставшее, губы поджаты. Обиделся на кого-то, а скорее, сам на себя. И никаких поклонников на горизонте не видно.

Он добирается до последней ступеньки, с явным облегчением приваливается к стене и достает телефон. Сашка быстро пересекает улицу.

– Я тут, Всеволод Алексеевич.

А у самой сердце стучит часто-часто. Как будто они не прожили вместе уже несколько лет. Как будто она не знает каждое его движение, не привыкла прислушиваться к каждому вдоху. Как будто она снова девочка-поклонница, у которой при приближении кумира трясутся коленки. Да, стоит признать, Туманова-артиста она боится до сих пор. А может, просто не стоило пить кофе?

Всеволод Алексеевич поднимает голову и… улыбается. Ну слава богу.

– Сашенька, ты куда запропастилась? Обещала же недалеко гулять. Я соскучился. И очень хочу есть.

Обычным, нормальным тоном сказал. Без звездного пафоса, без маски капризного артиста. Ее Всеволод Алексеевич. Сашка охотно ныряет под готовую ее обнять руку.

– Тут рядом вполне приличное кафе, с их меню я уже ознакомилась. Для вас найдется омлет с грибами и луком. И творожный десерт с черникой, например. Хотите?

– Очень! – кивает он. – Идем! Только пять минут свежим воздухом подышу. Приехали в Кисловодск и торчим в душных помещениях. Красоты этой не видим!

Он поднимает глаза к небу, делая рукой взмах в сторону горы. Чтобы Сашка тоже оценила красоту местной природы. А Сашка смотрит в его глаза, которые сейчас цвета воды в горной реке. Сине-серые и прозрачные. Ее Всеволод Алексеевич. Ее сокровище.

– Красиво, правда, Сашенька?

– Да.

Стоит, прижимаясь к нему. Якобы воздухом свежим дышит, горами любуется.

– Всеволод Алексеевич?

– М-м-м?

– Можно я не пойду сегодня вечером на концерт? Пожалуйста.

Только бы он не стал допытываться, в чем дело. И не обиделся, что она не хочет посмотреть на его фееричное выступление. И поддержать его аплодисментами. Ну и так далее. Или не завел шарманку, что ему понадобится ее помощь за кулисами: одеть, раздеть, причесать. Как будто он сам не справляется. Уж подготовиться к выходу на сцену он может с закрытыми глазами.

– Я и бейджик потеряла, – приводит она совсем уж жалкий аргумент.

Всеволод Алексеевич хмыкает.

– Ну да, без бейджика тебя, конечно, не пустят. Это главная проблема. Хорошо, Сашенька, не ходи.

– Вы не обидитесь? Я вас встречу у входа, когда все закончится. Просто буду сидеть вот в этом кафе.

– Не обижусь. Знаешь, Сашенька, моя воля – я бы и сам не пошел.

И решительно берет ее за руку, направляя к дверям кафе. 

* * *

В Нарзанной галерее Сашке не нравится: слишком шумно, слишком людно. Галерею открывают по часам, и кажется, сюда сбегается народ со всех санаториев, пансионатов и гостиниц. И мимо проходящие тоже сбегаются, просто попить водички на халяву. Мимо халявы же пройти невозможно. В итоге шум, гам, толчея возле бювета с общим нарзаном. Кто-нибудь обязательно норовит налить воды в бутылку, кто-то пытается попить прямо из-под крана. Уставшие тетеньки в белых халатах только успевают рявкать на нерадивых отдыхающих. И это Сашку тоже раздражает. Но она терпеливо ждет, пока Всеволод Алексеевич протиснется к своему бювету и нацедит сульфатного нарзана в пижонский стакан с трубочкой. Пьет он с таким видом, будто он – Джеймс Бонд, а в стакане у него «Мартини».

– А ты? – удивляется он, заметив, что Сашка стоит с пустым стаканом.

– Не хочу. Ваш сульфатный – гадость, а за остальными толпа выстроилась.

– Дай-ка мне свой стакан.

Забирает прежде, чем Сашка успевает возразить. Проходит в самый центр толпы и поставленным, натренированным баритоном рявкает:

– Товарищи отдыхающие, пропустите ветерана труда и полного кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством».

В галерее гулко, голос отражается от окон и прокатывается от стены до стены. Народ узнает его на середине фразы. Тут как раз целевая аудитория Туманова ошивается. Сашка шарахается за какой-то фикус. Что он творит? Его же сейчас растерзают на сувениры, автографы и селфи. Из-за стакана нарзана. Да сдался он ему!

«Полного кавалера», разумеется, пропускают к бювету. Под восхищенные ахи-вздохи и щелканье телефонных камер. Он наполняет стакан, попутно отвечая на какие-то вопросы, кому-то что-то подписывая. Выглядит при этом вполне довольным жизнью. Сашка молится, чтобы толпа не пошла за ним на улицу. Им только сопровождения из бабушек «я-ваши-песни-люблю-с-детства» не хватает. К счастью, его аудитория всегда была сдержанной и воспитанной, «полному кавалеру» дают спокойно выйти из галереи. Сашка ждет его в дверях.

– Держи. Холодненький, – с легкой завистью в голосе сообщает Всеволод Алексеевич.

Его сульфатный нарзан теплый, потому и невкусный. Сашка качает головой. Вот же рыцарь-добытчик. Но благодарит, конечно.

– Всегда боялась толпы. Даже если речь шла о вашем концерте, старалась стоять где-нибудь сбоку, чтобы можно было легко выйти. И по возможности предпочитала концертные залы со строго фиксированными местами.

– И правильно делала, – кивает он. – Толпа опасна и непредсказуема. Я же тебе рассказывал, как меня однажды чуть не задушили?

Раз пятьдесят рассказывал.