Троянский конь - Стэл Павлоу

Трепещи, Атанатос! Трепещи! Если ты не боишься богов, ты будешь бояться меня!

Смотрите, чем закончилось царствование Приама, смотрите, как его зарезали в храме. Смотрите, как его внука, младенца Астианакса, сбросили с городской стены. Я пришел в эту ночь за тобой, о враг мой! Я пришел пролить твою кровь. Как сильный ветер гонит огонь по полю сухой пшеницы, так твои злодеяния пожнут урожай моей ярости.

19.24

Волны воспоминаний с головой захлестывали Норта, когда он поднимался в лифте.

Он гнал проклятую память, отбивал ее удары, закрывая пылающее лицо руками. Прижав пальцы к воспаленным вискам, детектив обнаружил, что они в крови.

Зеркало в лифте показало то, чего он так боялся. Шрамы прошлого проступили сквозь кожу – отметины Киклада прорезались на висках острыми прямыми рогами.

Ба-бах!

Он не знал, настоящая ли кровь на его пальцах. По крайней мере в прошлом она была настоящей.

19.27

Когда дверцы лифта мягко скользнули в стороны, Норт вышел в коридор, сжимая в руке череп своего прошлого воплощения.

Света не было.

Ба-бах!

В дальнем конце коридора из-под какой-то двери пробивалась слабая полоска света. Норт, крадучись, направился туда, свободной рукой нащупывая верный «глок».

С оглушительным стуком дверцы лифта захлопнулись за его спиной, и тотчас в коридоре воцарилась кромешная тьма.

Норт тихо постоял пару мгновений, давая глазам привыкнуть к темноте.

Ба-бах!

В кармане пиджака задергался телефон. Детектив услышал в наушнике встревоженный голос Мартинеса:

– Уходи оттуда поскорее!

Рука Норта, тянувшаяся к пистолету, замерла.

– Что случилось?

– Снайперы заметили пожар на третьем этаже.

Он посоветовал позвонить в пожарное отделение. Мартинес сказал, что уже позвонили. Норт сделал еще пару шагов, и связь стала нестабильной, а потом и вовсе оборвалась.

Он вернулся к лифту и нажал кнопку вызова. Ничего не произошло.

«Нужно найти выход на лестницу».

Ба-бах!

Детектив достал пистолет и направился в дальний конец коридора. Подойдя поближе, он ощутил, что из щели между неплотно прикрытыми створками тяжелой деревянной двери сочится явственный аромат жасмина.

Истерзанное сознание отозвалось водоворотом образов, ощущений, мыслей и чувств, в которых преобладала застарелая темная ненависть. Открывая дверь, Норт полностью доверился этому неудержимому потоку.

19.31

– Ты скорбишь о своей жизни, Киклад?

Норт пошарил взглядом по комнате, тонувшей в полумраке, и навел «глок» в ту сторону, где различил неясный шорох. За окном бушевала настоящая гроза, подсвечивая небеса всполохами молний.

Он с трудом различил контуры письменного стола и положил на него череп.

– Я только начинаю узнавать себя,– ответил детектив.

– Мы одной крови,– отозвался Ген из холодной тьмы.– И скорбеть о моей жизни тебе нетрудно.

Норта пронзила догадка, что в какой-то мере он сейчас разговаривает сам с собой.

– Что такое боги, детектив, как не один Бог со множеством ликов? Что такое роли в спектакле, как не грани одного кристалла? Что такое лица в этой комнате, как не ветви одного древа… рак, который исчахнет и умрет, лишенный живой плоти?

«Лица? Кто здесь еще?»

Ба-бах!

Норт окинул взглядом полумрак, но не смог различить в нем ничего, кроме смутных теней.

Ба-бах!

В тишине раздался невыносимый вой пожарных сирен, и в комнате тускло загорелось аварийное освещение.

Ба-бах!

Ген стоял в нескольких метрах от него, между двумя креслами, в которых сидели двое связанных пленников: знакомая длинноволосая женщина из серебристого «седана» и отец Норта – Саваж.

В одной руке Ген сжимал окровавленный шприц, а в другой – небольшой черный пистолет. Норт вскинул «глок» и прицелился.

19.35

Громыхнул гром, окна тревожно задрожали.

– Положи это! – приказал Норт, держа Гена на прицеле.

Ба-бах!

Парень не шелохнулся. Он стоял, глубоко вдыхая аромат духов.

– Напоминает о Мойре, правда?

– Положи!

– Кто убил Мойру? – продолжал рассуждать Ген.– Этот беззастенчивый похотливый интриган? Или тот мягкотелый дурак, должник своей совести?

Норт смотрел, как его отец тщетно пытается порвать путы. В глазах доктора бился страх. Не оттого, что его судьба оказалась в руках Гена. А потому, что он увидел ненависть в глазах собственного сына.

«Что ты знаешь о своей жизни?»

– Это я ее убил? – взревел Ген.

«Процесс».

– Или ты?

Бык.

– Копни поглубже, детектив,– продолжал настаивать Ген.– Это непросто, если у преступника много лиц, правда?

«Невинная кровь».

– Ты знаешь, какие воспоминания таятся в этой жуткой глубине.

«Помоги мне».

– Нас с тобой ничего не разделяет.

«Психопат долбаный!»

– У нас с тобой одна память на двоих.

«Я – проклятие Сатаны!»

– Чтобы узнать, кто убил Мойру, нужно всего лишь посмотреть в зеркало!

«Что ты знаешь о своей жизни?»

«Процесс».

Бык.

«Невинная кровь».

«Помоги мне».

«Психопат долбаный»

«Я – проклятие Сатаны!»

Сильнее запахло жасмином. Словно рука Мойры коснулась его щеки.

«Я – сладкое дыхание весны».

«Помни об этом».

«Помни меня».

Оконное стекло задребезжало громче – буря неистовствовала вовсю. Здание дрогнуло, и снизу, где бушевал пожар, раздалась серия взрывов. В окне заплясало пламя.

И когда жар достиг предела, разнося все вокруг, стекло не выдержало и разлетелось тысячами осколков.

В комнату ворвался вихрь огня и тугие плети дождя. Они опрокинули Гена на пол, в осколки стекла.

Норт не понимал, как он сам устоял на ногах. Он находился в центре урагана, в самом сердце разрушений.