Ардагаст и братство тьмы - Дмитрий Баринов

— Твоя-то плоть не страдала ни от труда, ни от голода. Разве только от пресыщения.

— Ошибаешься. Я прошёл суровые испытания, и теперь моё тело равно способно предаваться оргиям и аскезе без ущерба для духовной силы. Пока ты растрачивал себя ради ближних и дальних, я умножал свою духовную мощь.

— Человек ты или бес надменный? — вырвалось у Ларишки. — Только дэвы так презирают людей. А герои и мудрецы людей любят.

— Телом я человек. А духом я выше людей и демонов, героев и богов, ибо стремлюсь выше всех семи небес, к Высшему Свету, которого нет в ваших золотых игрушках. Я сильнее вас, скифы, и сейчас вы в этом убедитесь!

Валент рывком выбросил вперёд руки. Вспыхнул сапфир в серебряном перстне, и словно кокон из мертвенного белого света окутал некроманта. В следующий миг из перстней с топазом и рубином ударили жёлтые и красные молнии. Но на их пути уже встала золотистая завеса, и молнии растеклись по ней, будто вода по стеклу.

В ответ зазвенели колокольчики в клювах орлов на трезубце и большом навершии, и звон их перерос в раскаты грома. Из клювов бронзовых птиц вырывались молнии — и гасли в белом коконе, окружавшем Валента. Ардагаст направил на мага Огненную Чашу, но даже её пламя не могло одолеть силу чар Луны, надёжно защищавших владельца Перстней Зла. Но и силы, которые некромант извлекал из перстней, не могли пробиться сквозь завесу, которую питали добрые силы четырёх сторон света и трёх миров, силы Рода, Матери-Земли и Солнца.

— Что, слаб, чернокнижник? Мировой Дуб сруби, Солнце погаси, тогда нас одолеешь! — кричал Вышата.

Лунный кокон защищал лишь самого Валента, но ни одна молния не ударила мимо него, в стоявших за его спиной аланов. А те и не думали отойти подальше от опасности. Фарзой с удовольствием наблюдал за поединком чародеев. Инисмей же боролся с желанием одним ударом меча снести длинноволосую голову мага. Ведь это от него, отрока-царевича, бежал шестнадцать лет назад хитрый молодой колдун. Обморочил, прикинулся обгорелым трупом и скрылся вместе с проклятыми перстнями. Избавить бы от него мир хоть теперь! Но ведь сейчас чёрный маг защищал царство — молодое царство отца Инисмея...

А прятавшаяся среди камней белая зайчиха, не замеченная никем, обернулась кукушкой и полетела за Днепр, в стан росов, где воины уже с тревогой приглядывались к вспышкам на вершине Лысой горы. Выслушав Лютицу, Вишвамитра построил дружину. Росы рвались на выручку своему царю, но индиец настоял на том, чтобы без приказа Ардагаста не нападать на дружину великого царя. Кшатрий знал: нет большего греха для воина, чем измена царю. И кукушка-волхвиня полетела обратно.

Мовшаэль из воинства Луны стоял ни жив ни мёртв, моля Сатану об одном: остаться в стороне от этого страшного поединка. Но в мозгу прозвучал безжалостный приказ хозяина: свалить священный столб с навершием. По-прежнему незримый и духовный, демон принялся подбираться к столбу сбоку. Но Вышата быстро заметил беса и крикнул Ларишке:

— Прикрой столб сзади!

Стоило Мовшаэлю протянуть лапу, как в него полетели молнии с большого навершия. А поток святой силы, лившейся на него из другого навершия — на посохе в руке царицы, был так силён, что заставил демона провалиться сквозь землю. Молодой бесёнок после этого стремглав бросился бы в преисподнюю, но Мовшаэль хорошо знал, какой приём ждёт его у Люцифера, владыки лунных демонов. Превозмогая страх, он стал телесным и принялся усердно рыть землю когтями и свиным рылом. Только бы не попасться на глаза Ардагасту! Тот ведь знал его имя и обличье. Быть же одновременно телесным и незримым у Мовшаэля всегда плохо получалось, особенно на нетрезвую голову. А он с утра как раз хлебнул храбрости ради духовной сущности крепкого колхидского вина из чьего-то бурдюка.

Ларишка недоумевала: куда пропал демон, только что явившийся в свете .молний? Жаль, что она не волхвиня... Царица прижалась спиной к столбу, сжимая посох и махайру и каждый миг ожидая нападения незримого врага. Вдруг земля под её ногами осела, и Ларишка упала. Следом рухнул столб. А из-под земли, разбрасывая в стороны снег и мёрзлые комья, восстал мерзкий свинорожий демон. Одна когтистая лапа вырвала из руки и отбросила посох. Другая вцепилась царице в грудь. Колено демона вдавило в снег руку с мечом. На клыкастой морде была написана самая гнусная похоть.

— Анахита! Ардагаст! — отчаянно крикнула молодая женщина.

Её услышали и богиня, и муж. Золотой оберег на груди под рубахой вдруг полыхнул жаром. Царица его почти не ощутила, но демон почувствовал и сквозь кольчугу так, что с визгом отдёрнул лапу. Зореславич обернулся. Толстобрюхого клыкастого демона он узнал сразу. И потому даже не стал жечь его огнём Чаши, а громко послал туда, куда бесу меньше всего хотелось попасть. С детства Ардагаст помнил: чтобы изгнать беса, главное — знать его имя.

Чаша в руке царя росов ло-прежнему была направлена на Валента. Но некромант уже ощутил, как ослабли противостоявшие ему магические силы, когда упали наземь два из трёх наверший. А ведь каждое из них, укреплённое на посохе или столбе, было подобием Мирового Дерева. Чернокнижник чувствовал себя титаном, потрясающим Вселенную. Он уже не игрался в громовержца. В свинцовом перстне темно-красным глазом вспыхнул гранат, испуская самую опасную силу — силу Сатурна-Смерти.

Медленно, из последних сил сопротивляясь злым чарам, осели наземь Ардагаст и Вышата. Рухнула в снег вставшая было Ларишка. Из руки Зореславича выпала Колаксаева Чаша. Разжались пальцы волхва, сжимавшие посох и священную секиру. Валент шагнул вперёд, ногой отбил секиру и посох. Оба его врага не только не погибли, но и не потеряли сознания. В обмороке была лишь женщина.

— Не убивай их, — тихо, но властно произнёс Фарзой.

В руке Инисмея блеснул акинак. Но это не могло уже остановить чародея. Валент приготовился нанести ещё один, смертельный магический удар. И тут на камень ограды опустилась кукушка. В следующий миг большая серо-жёлтая львица с рёвом прыгнула на колдуна. Тот едва успел развернуться навстречу ей. Удар колдовской силы, способный умертвить человека, лишь отбросил назад зверя изначальных времён. Вспыхнул топаз, и сила Юпитера-Власти прижала к земле готовую снова прыгнуть львицу-Лютицу. Валент обернулся к Вышате. Злая, надменная улыбка сияла на лице некроманта.

— Я убил одну твою женщину, варвар. Тогда, в Херсонесе. И ты не смог помешать. Убью и эту.

Волхв, с трудом приподнявшись на локте, произнёс одно лишь слово: «Попробуй». И маг почувствовал: если он и впрямь попробует, отчаяние и ярость высвободят у скифского чародея такие силы, с которыми могут не совладать и все семь перстней. А акинак Инисмея уже коснулся шеи Валента, и Фарзой, чеканя слова, проговорил:

— Ты никого не убьёшь, колдун. Предавать смерти здесь могу только я.

У некроманта руки чесались проучить разом всех варваров, но он превосходно владел своими чувствами и лишь высокомерно усмехнулся:

— Зачем убивать? С них хватит и рабства.

Он шевельнул рукой, и на запястье повис круглый железный амулет. На нём из перевёрнутой пентаграммы ехидно ухмылялась козлиная морда Самаэля, злого ангела запада. Полыхнул рубин, и свет его, отражённый амулетом, упал на Ардагаста и Вышату. Те бессильно замерли на снегу. Некромант достал из сумки у пояса лёгкие на вид цепи и надел на руки Зореславичу золотые оковы, а Вышате — серебряные. Потом коснулся их амулетом и сказал: