Ардагаст и братство тьмы - Дмитрий Баринов

— Ты лучше лети с дружинниками. Несите скорее жезлы нашим русальцам. Там ты нужнее. А я понадеюсь на Ладу-матушку.

Жрец внимательно взглянул в глаза царицы и медленно заговорил:

— Да. Душа твоя чиста и тверда. Потому надейся на Мать Мира. Я дам тебе её скифский оберег. Попробуй пройти с ним через вход Огня — юго-западный, или Солнца — юго-восточный. Северо-восточный вход посвящён Месяцу, владыке ночи. Самый трудный — северо-западный, вход Ваю. Вы, венеды, зовёте его Вием или Стрибогом. Тот проход открыт лишь магу, прошедшему семь степеней посвящения.

— А женщине? — спросила царица.

— Я не слышал, чтобы какая-нибудь волхвиня пробовала им пройти. Но... помни: все боги пошли от Матери Мира. И ещё: Экзампей стерегут духи Властимира, Гремислава и Зореслава, павших в бою за святилище. Но они бывают там не всегда. А четвёртый страж — дух Саузарин, жены Сауаспа, погребённой в самом Экзампее. Берегись её, но не бойся, иначе погибнешь, как тот молодой волхв, что вздумал провести три ночи на её могиле. А теперь возьми оберег, и да хранят тебя все Светлые боги!

Он достал из ларца круглый золотой талисман на цепочке и надел на шею царице. На золоте была искусно изображена крылатая богиня с воздетыми к небу руками. Ноги ей заменяли шесть змей с головами грифонов, львов и драконов. Над всем живым в трёх мирах была властна Великая Богиня, породившая творцов Вселенной. Поцеловав древний оберег, царица спрятала его под шубку.

На юго-восток, к Перун-острову, летели над ночной степью одиннадцать соколов и орлица. Черти и ведьмы стремглав улетали прочь, завидев в их лапах резные деревянные жезлы. Эти жезлы со скрытыми в навершиях чародейными травами были оружием русальцев — двенадцати лучших воинов Ардагаста. На Святки и на Купалу, в самые святые и страшные ночи года, русальцы плясали, готовые в любой миг перейти от пляски к бою с нечистью и её слугами.

А на юг из Суботова мчались через лес, через степь сани, сопровождаемые пятью конными дружинниками. Царица сама правила конями. Сердце её невольно сжималось, когда издали доносился волчий вой или уханье совы. До сих пор она жила за мужем, Ларишкой, Вышатой, как за каменной стеной. Не воительница, не волхвиня. Просто хорошая хозяйка, верная и скромная жена, заботливая мать. Это ради таких, как она, совершали они все свои подвиги. И теперь могла бы сидеть дома и молиться за них. Но именно потому, что оказалось — и они не всесильны, и должна была она сделать всё, что могла, и ещё больше, чтобы помочь им выстоять.

Так летите же, кони! Не на край света — всего лишь в середину его, в середину Скифии. Не в проклятое — в святое место. Недаром светит так ярко Месяц-Велес, озаряя безлюдную дорогу среди белых снегов, и не смеют его в эту ночь ни ведьмы скрыть, ни оборотни пожрать.

Дорога вывела на водораздел, к перекрёстку двух древних путей. Здесь, замыкая цепочку курганов, возвышался круглый вал с четырьмя проходами. От каждого прохода, будто клешни, вытягивалось ещё по два вала, а от северо-западного — даже три пары валов, между которыми возвышались четыре пары небольших курганов. Внутри большого вала поднимался высокий курган, где некогда стоял громадный бронзовый котёл, для которого каждый скиф дал по наконечнику стрелы. Экзампей, Святые Пути, сердце Скифии, главное её святилище...

Три века назад сарматы разграбили святыню, перебили её защитников, разломали котёл. С тех пор не приносилось здесь торжественных жертв, ибо не было великих царей, достойных их принести. Сарматские цари не владели Колаксаевыми дарами, у венедов же царей вовсе не было. Лишь уцелевшие жрецы племени авхатов тайно совершали тут свои обряды. Властимир, великий старейшина полян, хотел возродить царство сколотов, но пал вместе с сыновьями под мечами росов. Его внук Ардагаст овладел лишь одним из даров.

Царица повернула коней, чтобы подъехать к юго-восточному входу в святилище. И тут навстречу ей выехали две всадницы на чёрных конях в серебряной сбруе. В одной Добряна сразу узнала Саузард. Вторая, с таким же ястребиным носом и чёрными волосами, но роскошнее одетая, в чёрном кафтане с золотыми бляшками и золотом венце, была Саузарин.

— Куда, глупая венедка? — голосом, полным презрения, проговорила старшая всадница. — Мы с дочерью стережём Святые Пути от таких, как ты. Вы, лесовики, недостойны приносить тут жертвы.

— Да-да, я теперь тоже хранительница Экзампея. Так велела Морана-Артимпаса! — с торжеством взглянула на Добряну Саузард.

— Я иду не для жертвоприношений, а говорить со жрецами-авхатами. Они ведь сюда ходят без вашего позволения? И не вы одни стережёте святилище, — с достоинством ответила северянка.

— Ты о своём тесте с его братцем и об их отце, старом дураке Властимире? — ухмыльнулась Саузарин. — Их тут нет. Видно, Гойтосир и Ортагн снова нашли с кем воевать.

— Собралась к жрецам? Неужели сделалась мудрой волхвиней? — издевалась, поигрывая плетью, Саузард. — Небось все семь степеней посвящения прошла? Так нечего лезть в солнечный проход, хоть ты и жена Солнца-Царя! Иди-ка в проход Ваю, через семь врат!

— Глумишься, нежить? Прочь с дороги! — схватился за меч один из дружинников.

В руках чёрных всадниц вспыхнули мертвенным белым светом два клинка. Добряна знаком остановила своих возмущённых воинов и тихо произнесла:

— Я пойду путём Вия.

Она встала с саней и пошла пешком вдоль вала, а вслед ей нёсся зловещий голос Саузард:

— Иди, иди! Семь раз сгореть можешь, а не сгоришь — увидишь Самого...

Царица медленно подошла к северо-западному проходу. Внезапно перед самым её лицом между концами двух первых валов возникла стена из серебристого, струящегося с зеркальным блеском металла. Ртуть, металл Меркурия-Велеса, вспомнила она. А всего семь металлов, семь светил, семь небесных врат, через которые проходит праведная душа на пути в небесное Царство Солнца. Об этом Добряне рассказывал добродушный мудрец Стратоник в Пантикапее. Ведь она не знает ни одного заклятия, открывающего врата! Расступится ли перед ней хотя бы эта стена из ядовитой ртути? А если злой колдун вызубрит все нужные заклятия, он что, пройдёт до самого Царства Солнца?

Добряна вынула из-под шубки золотой оберег со змееногой богиней и зашептала:

— Лада-матушка, всему миру владычица, заступница, богов родительница! Не за себя молю — за мужа и детей, за всё царство росов: открой мне путь через семь врат. Не дай свершиться злому делу, не дай Чернобожьим слугам погасить земное Солнце!

И она увидела, как сквозь серебристую преграду (металл это или особый свет?) проступил лик женщины средних лет в высоком кокошнике, с большими, ласковыми и слегка грустными глазами. Взгляд их манил, ободрял, избавлял от страха. Царица шагнула вперёд — и стена ртути расступилась, а потом пропала. Но между следующей парой валов уже выросла другая — из жарко пылающей красной меди. Это было ещё страшнее. Не морок ведь — вон снег тает. Превратиться в обугленный труп? Но добрый лик выглядывал из красного пекла ещё явственнее. Ведь это врата её, Лады-Венеры! Ну, смелее, царица! Ларишка бы наверняка не отступила. Шаг вперёд, прямо в невыносимый жар — и вот уже нет медной стены.