Тринадцать гостей. Смерть белее снега - Джозеф Джефферсон Фарджон

Внезапно Нора замолчала. В комнате повисла тишина, которую нарушил мистер Молтби:

– Возможно, еще скажет.

– Что вы имеете в виду? – воскликнула Нора.

– Пока ничего. Как долго болел ваш дедушка?

– Точно не знаю. Несколько месяцев.

– Два? Три? Шесть?

– Мне кажется, около трех.

– Когда у вас день рождения?

– В октябре.

– Какого числа?

– Третьего.

– А когда ваш отец вернулся в Англию с контузией?

– Спустя пару недель после моего рождения.

– И он не наведывался в «Вэлли-хаус» до того Рождества? То есть с момента его возвращения в Англию в первой половине октября тысяча девятьсот семнадцатого года и до 25 декабря того же года.

– Нет.

– А что случилось с вашим дедом?

– Проблемы с сердцем.

– Так он умер от сердечного приступа?

– Да. Когда родители приехали, дед лежал в постели…

– Но умер он не там!

– Откуда вам это известно?

– Могу показать вам кресло, в котором он скончался.

При этих словах Джесси вздрогнула, а Нора с изумлением уставилась на старика.

– Сейчас оно стоит в столовой. А тогда оно тоже находилось там?

– Думаю, нет. Наверное, его принесли специально для него.

– Точно! Это было в холле!

Мистер Молтби вскочил со стула.

– Да! Именно так! Он сошел вниз. Встал с кровати с пологом. Бледный как полотно, но все же спустился вниз. Заставил себя. И вот он внизу, подходит к креслу – что же ты побледнел, Шоу? Человек во плоти пугает тебя не меньше, чем портрет, – правда, не столь долго…

Он снова сел на стул.

– Шоу тоже был в холле?

– Да, – тихо подтвердила Нора, широко раскрыв глаза.

– Не волнуйтесь, у него такая манера! – пробормотал мистер Хопкинс.

– А кто еще там был?

– Мои родители, дядя Харви, сиделка и доктор.

– У него была сиделка?

– Да.

– Как ее звали?

– Марта, это все, что знал о ней отец.

– Марта! А доктор?

– Доктор Уик.

– Уик! Уик! И все они присутствовали, когда умер ваш дед?

– Да. Все они очень не хотели, чтобы он спускался вниз. Мои родители приехали довольно поздно, около полуночи. Дядя Харви не хотел их пускать, и они буквально прорвались силой. И даже тогда наверх их не пустили, и им пришлось ждать, пока дедушка спустится вниз. Отец сам мне об этом рассказывал. Так странно, что все случилось здесь, как раз там, где мы сейчас сидим. Дедушка попросил принести шампанского, сделал глоток и произнес: «Всем счастливого Рождества, предлагаю тост за…» И это было все. Он уронил стакан, откинулся на спинку кресла и умер.

– Сердечный приступ, – констатировал мистер Молтби, когда Нора замолчала.

Она кивнула.

– А доктор подписал свидетельство о смерти?

– Да.

– Хм, два памятных Рождества – в тысяча девятьсот шестнадцатом и семнадцатом. А это третье.

Сделав это глубокомысленное замечание, мистер Молтби вернулся к дознанию:

– Вы, случайно, не знаете, в котором часу ваш дед спустился вниз?

– Отец мне говорил. Когда дедушка замолчал, часы как раз пробили два.

Все, кроме Молтби, вздрогнули. Те же часы пробили час. Старик повернулся к портрету над камином.

– Через час исполнится ровно двадцать лет с того момента, как ты замолчал навсегда. Но мы попытаемся разомкнуть твои губы.

Подойдя к окну, мистер Молтби отдернул штору и сказал, не оборачиваясь:

– Снегопад кончается.

– Смилостивился Господь, – пробормотал Хопкинс.

– Пока еще нет, – возразил мистер Молтби. – Когда это произойдет, если такое вообще случится, у нас будет возможность оценить степень этого милосердия.

– Вечно у вас какие-то загадки, – огрызнулся Хопкинс. – Ну, конечно, вы у нас тут всем заправляете…

– Вы переоцениваете мои возможности, – перебил его мистер Молтби. – Это не я остановил снегопад. Есть более могущественные силы, которые всем заправляют. Вы не закончили свой рассказ, мисс Стрейндж, с нетерпением жду продолжения. Как я понял, ваша мать уже умерла?

– Она умерла через четыре года после смерти дедушки.

– В тысяча девятьсот двадцать первом году, когда вам было четыре года?

– Да.

– Где вы жили в то время? Вероятно, не здесь? Вы ведь сказали, что никогда не были в этом доме.

Старик все еще смотрел в окно и все вопросы задавал, отвернувшись от Норы.

– Родители оставляли меня в Лондоне с няней. Мать гастролировала в провинции, а отец обычно сопровождал ее. Ее заработки были их единственным доходом.

– А кто получил деньги вашего деда?

– Дядя Харви.

– Где же он жил?

– Какое-то время он жил здесь. Дом принадлежал отцу, и дядя должен был платить за аренду, но он вечно задерживал плату, а потом и вовсе перестал платить. Отец не умел вести дела.

– Это очевидно. Шоу оставался здесь с вашим дядей?

– Да. Когда у дяди кончились деньги и он уехал, Шоу продолжал приглядывать за домом. Пару раз его сдавали внаем.

– Но Шоу был не склонен сдавать его постоянно? Он ведь неплохо устроился здесь. Кто ему платил жалованье?

– После отъезда дяди Харви он ничего не получал. Была договоренность, что он живет здесь бесплатно, а взамен следит за домом.

– Вероятно, других источников дохода у него не было, а своих средств он почти не имел, – прокомментировал мистер Молтби. – С ним все ясно. А где сейчас ваш дядюшка?

– Мы не знаем.

– У вашего отца не возникало желания здесь поселиться?

– Он даже слышать об этом не хотел. Но в то же время… вам покажется это странным… я лично этого не понимаю… но у него было предчувствие, что в конце концов его сюда позовут, стоит только немного подождать. Это была тоже идея фикс.

– Да, теперь понятно. И в этом году, ровно через двадцать лет, его позвали?

– Должно быть.

– Вы не знаете, в какой форме поступило приглашение?

– Думаю, было письмо. Отец всегда избегал говорить про этот дом и о том, что здесь произошло, и если бы он не заболел два года назад, я бы ничего не узнала. А тогда отец рассказал мне все. Правда, когда ему стало лучше, он попросил меня забыть об этом. Но я, конечно, не забыла.