Победитель остается один - Пауло Коэльо

— Я так хотела бы однажды поужинать с тобой, —продолжает Ева. — Сказать, как одиноко мне, несмотря на все эти вечера,банкеты, драгоценности, встречи с королями и президентами. И знаешь еще что?…Ты всегда привозил мне дорогие подарки, но ни разу не преподнес самого простого— букетика цветов.

Это становится похоже на семейную сцену.

— Поговорите, а я, пожалуй, пойду.

Игорь ничего не отвечает, но не отрывая глаз от моря,наводит на Хамида ствол, молча приказывая не двигаться. Да он настоящийсумасшедший: это спокойствие опаснее яростных криков и неистовых угроз.

— Да, — продолжает русский, словно не слышапоследней реплики. — Ты предпочла самый простой выход. Бросить меня. Ты неоставила мне никаких шансов, ты не поняла: все, что я делал, я делал из-затебя, ради тебя и во имя тебя.

Но все равно — несмотря на все эти унижения и несправедливости,я согласился бы на все, лишь бы вернуть тебя. До сегодняшнего дня. До тогочаса, когда начал посылать тебе сообщения, а ты — делать вид, будто ничего неполучаешь. Иными словами, даже гибелью тех, кого я приносил тебе в жертву, я несмог тронуть тебя и унять твою жажду власти и роскоши.

Отравленный киноактер, режиссер, находящийся между жизнью исмертью… — неужели он, Хамид, начинает понимать то, перед чем воображениедолжно бы отказывать? Он осознает и еще кое-что, гораздо более серьезное: этотрусский, изливая перед ними душу, подписывает смертный приговор… Кому? Он либопокончит с собой, либо убьет их обоих, знающих теперь слишком много.

Быть может, он просто бредит? Быть может, Хамид неправильнотолкует его слова? Но так или иначе — время уходит.

Он смотрит на пистолет, зажатый в руке Игоря. Малый калибр.Если пуля не попадет в ту или иную определенную точку, особого вреда непричинит. Вероятно, русский не слишком опытен в обращении с оружием, иначевыбрал бы что-нибудь более смертоносное. Купил, надо думать, первое, чтопредложили, сказав, что оно стреляет и может убивать.

Но почему там, наверху, опять загрохотала музыка? Неужели непонимают, что она заглушит звук выстрела? И разве заметят они разницу междуэтим грохотом и другим — одним из многих неестественных шумов, которыеотравляют — да, вот именно, отравляют, заражают, загрязняют пространство.

…Он снова застыл в неподвижности, и это куда опаснее, чемесли бы он продолжал говорить, мало-помалу изливая горечь и ненависть. Хамидснова взвешивает шансы, понимая, что действовать придется в ближайшие несколькосекунд. Броситься между ним и Евой и вырвать пистолет, пока русский в нее нецелится, хотя ствол и направлен ей в грудь, а палец — на спусковом крючке?Резко выбросить руки вперед — тот отпрянет от неожиданности, и Ева выйдет слинии огня? Он вскинет оружие, переводя его на Хамида, но тот будет ужевплотную к нему и сможет выкрутить кисть. Все произойдет мгновенно.

И именно в это мгновение.

Может быть, это молчание сулит надежду — русский задумался,рассосредоточился? Или это начало конца — он уже сказал все, что собирался?

Вот сейчас.

В первую долю секунды мускулы его левого бедра, предельнонапрягшись, бросают его со всей стремительностью и силой в сторону АбсолютногоЗла, и поверхность его тела ужимается, когда он, вытянув вперед руки, закрываетсобой Еву. Секунда эта все длится, и Хамид видит ствол пистолета, наведенныйпрямо в лоб — русский двигается проворнее, чем он ожидал.

Его тело продолжает полет. Надо было, вероятно, поговорить сЕвой раньше — она никогда особенно не распространялась о своем бывшем муже, какбы негласно условившись с ним о том, что тот принадлежит прошлому, которое нипри каких обстоятельствах не хотелось бы воскрешать… Все происходит будто призамедленной съемке, и русский с кошачьим проворством отступает. Пистолет в рукене дрожит.

Первая секунда истекла. Хамид видит, как сдвинулся палец,нажимая спусковой крючок, но ничего не слышит, а только чувствует, как подстрашным давлением раздвигаются кости в самой середине его лба. И в тот же миггаснет его вселенная, а вместе с ней — память о юноше, мечтавшем добитьсяуспеха, о приезде в Париж, об отцовской лавке, о шейхе, о борьбе за место подсолнцем, о дефиле и показах, о встрече с любимой, о счастье, об улыбках ислезах, о вине и розах, о последнем восходе луны, о взгляде Абсолютного Зла, обиспуганных глазах жены. Все исчезает.

— Не кричи! Ни звука! Успокойся.

Разумеется, она не станет кричать, но и ни к чему просить ееуспокоиться. Она объята животным ужасом — она и сама, несмотря на дорогоеплатье и драгоценности, стала насмерть перепуганным животным. Кровь будтозастыла в жилах, лицо бледнеет, голос пропал, артериальное давление резкопадает. Он точно знает; что она испытывает сейчас — когда-то и ему самому,оказавшемуся под прицелом афганской винтовки, пришлось пережить те же чувства.Человек впадает в ступор и не способен шевельнуть ни рукой, ни ногой. Он уцелелтогда потому, что товарищ успел выстрелить первым. Он на всю жизнь сохранилблагодарность однополчанину, спасшему ему жизнь: потом все считали этого парнявсего лишь его личным водителем, тогда как они были по-настоящему близки, часторазговаривали — и не далее как сегодня во второй половине дня Игорь звонил ему,справляясь, нет ли вестей от Евы.

Ева, бедная Ева. Нелегко, когда рядом с тобой погибаетчеловек. Люди — они такие: совершенно непредсказуемые существа, вот зачем онполез, не имея никаких шансов справиться с ним?… И как поведет себя оружие,тоже никогда не узнаешь наперед — он-то думал, что пуля пройдет навылет,расколов черепную коробку, но она, пущенная под этим углом, вероятно, пронизаламозг, наткнулась на неподатливую кость и ушла в грудную клетку. Об этом можносудить по тому, что крови почти нет, а Хамид продолжает биться в конвульсиях.

Должно быть, это они, а не выстрел так перепугали Еву. Онухватывает тело за ноги, тянет на себя, высвобождая женщину, и стреляет Хамидув затылок. Судороги стихают. Что ж, этот человек был отважен до конца и потому заслуживаетдостойной смерти.

И вот они остаются на пляже вдвоем. Игорь, став на колени,прижимает ствол к ее груди. Ева неподвижна.

Он-то думал, что у всей этой истории будет иной финал: онапонимает смысл его сообщений и дает ему новый шанс на счастье. Он столько разпредставлял себе, что скажет ей, когда — вот как сейчас — они останутся вдвоем,глядя на безмятежную ширь Средиземноморья, как будут улыбаться и разговаривать.

И что эти слова, хоть и вполне бесполезные, не застрянут унего в горле.