Жизнь и судьба инженера-строителя - Анатолий Модылевский

не спит; тогда взял свою чертёжную доску с приколотым листом ватмана и рейсшиной, принёс в спальню, подержал «крышу» над кроватью и ребёнок, заснул; когда вернулась мама, я рассказал о своём открытии, но она велела больше не пугать ребёнка. Однажды наш староста Олег пришёл на вечернюю предэкзаменационную консультацию и впервые показал свою очаровательную 4-летнюю дочку; её не с кем было оставить дома; наши девушки сразу завладели ребёнком, передавали из рук в руки, играли с девочкой.

Учась в институте, я научился главному – умению сосредоточиваться и рационально пользоваться своим временем; готовясь дома к экзаменам, я говорил себе: с утра до обеда буду заучивать материал по билетам непрерывно, закрывшись в дальней комнате, и мама знала, что меня нельзя отвлекать; после обеда я обычно делал выписки, а то и писал шпаргалки; затем что-то из заученного повторял, и лишь после шести часов выходил из дома и направлялся в сельмашевский парк им. Николая Островского (в народе, Роща) послушать музыку, или посещал открытые для всех детские концерты в музыкальной школе; иногда просто навещал знакомую семью Либановых, ведь друзей на Сельмаше у меня не было, кроме Неллы, а долго ехать в центр города, где жили все ребята, не было смысла; в парке была большая платная танцплощадка, но я за все годы учёбы так и не сходил на танцы, и дело не в деньгах (билет стоил три рубля), а просто считал, что с девушкой сначала надо познакомиться, а потом приглашать на танец, а не наоборот.

В течение четырёх лет проживания в Ростове у меня довольно часто неожиданно начиналась ангина, и приходилось дома лечиться, в основном тёплым молоком с содой; мама настаивала, чтобы я показался врачу, но я всё откладывал; а когда пришёл на приём, врач зафиксировал воспалённые гланды, их надо было удалять; три раза совсем не вовремя приходили письменные вызовы на операцию, но так до конца учёбы я не выкроил время, и уехал в Красноярск на работу; что удивительно, за 30- летний период работы с Сибири и в последующее время я ни разу не болел ангиной, гланды не пришлось удалять до сих пор; такой вот был ростовский гнилой климат.

После первомайской демонстрации мы решили группой отметить праздник у нас дома; родители и Оля ушли к знакомым ночевать, поэтому квартира была свободна; накрыли богатый стол с выпивкой и закуской, купленных в складчину, настроение у всех было прекрасное, танцевали под хорошую музыку, выходили на балкон освежиться; далеко за полночь, нагулявшись, задремали кто где нашёл место; с рассветом первый проснулся Олег, стал всех будить и усаживать за стол; сели пить чай, а поскольку спиртного не осталось, Олег, который умел много выпить и не пьянеть, слил из всех стаканов в свой остатки вина, опрокинул себе в большой рот, крякнул довольный и вышел на балкон курить; было шесть утра и люди уже шли по своим делам; у Олега было отличное настроение, он стал баловаться: стоя на балконе 3-го этажа, своим громким рыком стал пугать прохожих и смеяться; в общем, празднование удалось, коллективно сделали уборку, а когда мама пришла, то удивилась чистоте, но ещё больше – количеству бутылок.

Какие только люди не встречаются на жизненном пути, и не всегда симпатичные. Как-то в турпоходе на одной из турбаз Кавказа я познакомился с молодым мужчиной Иваном Войтовым, который работал на Ростсельмаше; был комсомольским активистом и жил, как выяснилось, рядом с нашим домом; однажды мы случайно встретились и разговорились о походах; я узнал, что он работает в одном из отделов заводоуправления; Иван поинтересовался, где я буду проводить майские праздники, стал меня агитировать присоединиться к его коллективу; рассказывал мне с упоением, что у них в отделе после того, как все крепко выпьют, сдвигают столы, гасят свет и начинается прямо на столах повальное блядство; при этом, не обращая внимание на то, что мне это не интересно слушать, он в красках расписывал детали; в конце концов, я не выдержал и мы расстались, а он, как мне показалось, обиделся; больше мы не встречались.

После сдачи экзаменов мы неделю работали на установке гипсовых перегородок в новом общежитии РИСИ, а ещё несколько раз нас возили в колхоз на прополку картофеля; запомнилась жара в сорок градусов, никакой прополки толком не получилось, т.к. все тяпки у колхозников были заняты и студентов колхоз не ждал, но поскольку разнарядку обкома партии надо была выполнять, нас каждый день возили в поле. Однажды кто-то крикнул: «Заяц, ловите его, зажарим!», я обернулся и увидел крупного зайца, у которого шерсть наполовину уже сменила цвет; он метался среди кустов картошки, а ребята никак не могли его догнать; я тоже рванул за ним, но когда он выбежал на дорогу, там его догнать было уже невозможно; необычное развлечение, о нём вспоминали и судачили до конца дня; к вечеру за нами приходил трактор, к которому был прицеплен стальной лист достаточной площади, мы становились на него и трактор доставлял нас в станицу.

Летом предстояла основная производственная практика, на которой мы должны были работать дублёрами мастеров; меня и Юру Кувичко направили на строительство сахарного завода, которое располагалось недалеко от ж/д станции Малороссийской; в институте вручили направления, выдали деньги только на проезд и мы поездом отбыли на практику; никакого представления ни о заводе, ни о его расположении мы понятия не имели; поселили нас в станице Архангельской в одноэтажном покосившемся доме одинокой старушки Фроси, которая, вероятно, долго жила одна, ибо дом, комнаты, двор были крайне не ухожены, а во дворе на огороде почти ничего не росло, кроме кукурузы; вода была в колонке на улице, сортир – во дворе, т.е. обычная деревенская обстановка; добрая хозяйка тётя Фрося, так мы её называли, предоставила нам полную свободу действий в «усадьбе», не докучала нам, и в течение всего времени пребывания мы видели её редко; любила она погулять: по вечерам была или на свадьбах, или в гостях, приходила в сильном подпитии и сразу шла к себе спать; утром, когда она ещё спала, мы рано вставали, чтобы успеть уехать вместе с рабочими на стройку. Большая строительная площадка располагалась в трёх километрах от станицы в чистом поле; нас распределили по объектам: Юру – на главный корпус завода, меня – на корпус моечного отделения сахарной свеклы; постепенно мы многое узнали и увидели воочию это большое только разворачивающееся строительство; два года назад согласно постановлению ЦК КПСС и СМ СССР в стране начались одновременно строиться 22 современных сахарных завода большой производительности,