Олимпийские игры. Очень личное - Елена Вайцеховская

«Так ведь об этом попросила ее тренер», – удивленно ответил Мутко.

Это, кстати, походило на правду. Министр присутствовал на чемпионате Европы в Будапеште, собственными глазами наблюдал фурор, произведенный Липницкой и, судя по комплиментам, громогласно рассыпаемым в пресс-центре, был готов выполнить любое желание как спортсменки, так и ее тренера. Возможно, как раз там Этери Тутберидзе и попросила, чтобы ее ученица катала в командном турнире обе программы. Вряд ли тренера могли остановить какие-то этические соображения: Олимпиада – не место для сантиментов. Тем более что сочинские Игры были для Этери и ее шансом тоже. В российском фигурном катании она никогда не была примой. Скорее – гадким утенком с несложившейся спортивной карьерой из-за слишком высокого для фигурного катания роста, не слишком счастливой жизнью в Америке, куда она уехала в восемнадцать в надежде хоть как-то устроить свою профессиональную судьбу во второразрядном ледовом шоу. Потом, уже вернувшись обратно в Москву, она работала со всеми желающими на сеансах массового катания, поскольку ни одна из московских школ не спешила дать тренеру лед.

Липницкая, которую ее мама привезла в столицу из Екатеринбурга, продав квартиру и затолкав в легковую машину нехитрый скарб, стала для Этери счастливым лотерейным билетом, ее пропуском в мир большого спорта. И упускать свой золотой шанс тренер определенно не собиралась.

* * *

С тактической точки зрения решение Тутберидзе было совершенно верным ходом. Авторитет Липницкой, несмотря на январскую победу над Сотниковой, в глазах судей был далеко не таким, чтобы мечтать о личном олимпийском золоте. Командная победа была просто обязана эту ситуацию поменять. Что, собственно, и произошло: после того как Юля блистательно откатала обе свои программы, она стала всеобщей любимицей – золотым ребенком Сочи.

Стопроцентно правильным был и следующий шаг тренера – сразу после победы увезти спортсменку в Москву, подальше от олимпийского ажиотажа. Тутберидзе, как объяснил Мутко в том самом разговоре с журналистами, даже предлагали вариант, при котором она с Юлей могла бы жить и тренироваться в Новогорске – на закрытой от лишних людей тренировочной базе. Этери отказалась: работа на домашнем катке показалась ей гораздо более комфортной. Тем более что там тренера ждали и другие ученики.

Но именно это тренерское решение и стало роковым. Ни Тутберидзе, ни сама Липницкая, ни мама спортсменки не ожидали, насколько ошеломляющим окажется людское внимание. Болельщики толпами окружали каток, прорывались в вестибюль, пытались поймать Юлю в метро и во дворе дома. Причем львиную часть беспокойства доставляли журналисты. Им даже удалось разыскать Юлиного отца, которого девушка никогда не знала. Девочка в красном пальто стала идолом для всей страны, и страна категорически не хотела понимать, что своим бесцеремонным вниманием корежит и топчет психику пятнадцатилетнего ребенка.

Перевозбуждение от всего этого оказалось для Юли до такой степени сильным, что нервная система спортсменки, как и ее тренера, просто не выдержала: когда, вернувшись в Сочи и дождавшись первого личного выступления, Тутберидзе отправляла подопечную на лед, на ней не было лица. На Юле – тоже.

Можно ли было как-то предусмотреть возможность подобного развития событий и избежать его? Если бы речь шла не о Липницкой, я бы не задумываясь ответила отрицательно. В конце концов, Игры стали первым опытом и для пятнадцатилетней фигуристки, и для Этери. Сколь бы гениальным тренером она ни была, есть вещи, которые можно усвоить и предусмотреть, только однажды обжегшись.

Просто применительно к Юле было крайне тяжело отделаться от чувства непроизвольной досады: слишком тщательно и продуманно на протяжении многих лет мама спортсменки Даниэла готовила ее к этому дню. В свое время она сама выбрала дочери тренера, затем совместно с Этери выстраивала ее спортивный путь, самым придирчивым образом контролируя в тренировках и выступлениях каждую мелочь. За год до Игр Юлю даже перевели с нормальной еды на порошковый заменитель – с тем, чтобы начавшая взрослеть девушка не прибавила ни грамма в весе, ни сантиметра в объемах – ведь даже незначительное изменение тела могло в любой момент привести к развалу привычной техники, а значит – разрушить грандиозные планы.

Разговаривая с Даниэлой на чемпионате Европы в Будапеште, я очень четко почувствовала: Липницкая готовится не к участию в Олимпийских играх. А конкретно к тому, чтобы их выиграть.

Чуть позже Юля и сама подтвердила: никакая другая цель, кроме победы, не интересует ее в фигурном катании в принципе. Но раз так, то команда спортсменки была обязана заранее просчитать все внезапные варианты, включая тот, что в итоге случился.

Уже после того, как в короткой программе произошла ошибка на тройном флипе, не было никакого смысла гадать о причинах. Ошибка получилась нелепой и совершенно «детской»: спортсменка слишком сильно разогналась и тем самым загнала прыжок прямо под борт. Возможно, Юля что было сил рвалась поскорее закончить столь хорошо начатую программу и оттого в какой-то момент перестала себя контролировать, или же дело было в том, что за десять дней перерыва между стартами набранная к Олимпиаде форма начала уходить. В тот момент, когда на табло загорелись оценки, на лице спортсменки отразилась целая гамма чувств. И было очень похоже, что Липницкая вообще не видит никакого резона продолжать думать о золоте. А значит – Игры для нее закончены.

* * *

Продолжение истории получилось грустным. Юля начала расти, в связи с чем следующий сезон получился совсем неудачным, потом она ушла от тренера – уехала в Сочи, чтобы продолжить работу с олимпийским чемпионом Лиллехаммера Алексеем Урмановым. А в самом начале 2017-го была экстренно госпитализирована в израильскую клинику с диагнозом анорексия. Когда три месяца спустя Юля вернулась в Москву, стало понятно, что никакого фигурного катания в ее жизни больше не будет…

Возможности сделать интервью с Еленой Буяновой я ждала после Игр в Сочи больше месяца. Никаких препятствий к тому, чтобы договориться о разговоре раньше, не существовало: с Леной мы были знакомы с тех самых пор, когда я прыгала в воду, а она занималась фигурным катанием на катке по соседству и выступала под фамилией Водорезова. Просто интуитивно я понимала: не стоит садиться за разговор с тренером олимпийской чемпионки, пока все впечатления и эмоции не улеглись и не отстоялись.

Ждала, как выяснилось, не зря. Иначе, наверное, никогда не услышала бы фразы: «Я ведь только сейчас начинаю понимать, что действительно стала тренером. Им меня сделала Аделина Сотникова…»

В том интервью мне почти не приходилось задавать вопросы. Скорее, это был монолог человека, сумевшего реализовать заветнейшую мечту. И было уже совершенно не важно, сколько сил осталось на той вершине, сколько потрачено нервов.

– Она ведь столько лет шла к этому, – негромко рассказывала мне Лена в пустой тренерской раздевалке, где мы закрылись на ключ, чтобы никто не мешал. – Нам действительно было очень тяжело. У нас обеих в последние два года уже начали опускаться руки. Аделина и Лиза Туктамышева в свое время очень высоко подняли планку женского катания и этим спровоцировали достаточно высокую конкуренцию. А потом вдруг почувствовали, что удерживаться на этой высоте у них самих не всегда получается. Если спортсмен, который не падал на протяжении двух лет, вдруг начинает падать, ему бывает очень сложно понять, что происходит. Внутри иногда что-то лопается, и человек просто перестает бороться. По себе знаю, как может быть тяжело, когда тебя все наперебой возносят до небес, восхищаются, а в следующую секунду ты уже летишь вниз, и никого нет рядом. Я так рада на самом деле, что Аделина дотерпела – сама ведь знаешь, сколько девочек на этапе взросления вообще сходит с дистанции.