Олимпийские игры. Очень личное - Елена Вайцеховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я до сих пор люблю пересматривать видеозапись той программы. Когда в спорте случаются столь невероятные победы, становится трудно не задуматься о том, что олимпийский чемпион – не просто титул. Что ими не становятся, а рождаются. И что судьба ведет такого человека известными только ей путями и тропинками, потихонечку сливая их воедино. Далеко не всегда можно заранее разглядеть этот путь, и счастлив тот, кто не свернет, не перескочит на более простую дорожку под влиянием обстоятельств или сиюминутного настроения.
Произвольная программа на музыку Сен-Санса была поставлена Аделине «на вырост». Поначалу спортсменка словно не понимала, как вести себя в этой музыке и главное – каким образом увязать с ней невероятно сложный набор элементов. Понимание приходило по ходу. Музыка заставляла взрослеть и этим все больше и больше раскрывала в Сотниковой какие-то глубинные резервы.
На последнюю тренировку перед финалом фигуристка вышла на лед в очень простом черном трико и катала лишь макет программы – без прыжков.
«Мы, тренеры, обычно ищем в катании даже совсем мелкие недостатки, а тут я вдруг поймал себя на том, что любуюсь Аделиной, – вспоминал хореограф Сотниковой и известный в не столь давнем прошлом фигурист Петр Чернышев. – Никогда еще не видел ее на льду такой раскованной и одухотворенной».
На разминке – перед тем как отправить Сотникову на выступление, а самому уйти от борта – Петр сказал: «Не позволяй себе в первой половине программы никаких эмоций. Вообще не думай об этом. Эмоции придут к тебе сами».
Словами «прокат всей жизни» обычно называют выступления, способные захватить любой зал, независимо от его национальных и болельщицких пристрастий. Именно такое однажды произошло на моих глазах на чемпионате мира-2003 в Вашингтоне, где в парном катании победили китайцы Шэнь Сюэ и Хунбо Чжао. До того момента мне еще никогда не приходилось видеть, чтобы зал, совершенно не болевший за пару по ходу чемпионата, начал вставать со своих мест еще до того, как закончилась музыка – за двадцать две секунды до конца произвольной программы. Но в Вашингтоне случилось именно так.
Аналогичным образом все сложилось и здесь. Комментарий Чернышева в адрес заключительного выступления Аделины – «так она не каталась никогда в жизни» – не был преувеличением ни на гран.
После всех переживаний, внезапных слез и церемонии награждения чемпионка рассказывала:
– Когда в двенадцать лет я выиграла свой первый юношеский чемпионат, это было в плане эмоций невероятно – очень много счастья, но я толком не понимала, чего хочу. Очень завидовала тем, кто поехал на Игры в Ванкувер, и мечтала, что через четыре года тоже обязательно буду в олимпийской сборной. Так что можно считать, что в Сочи исполнились сразу две мечты – я попала на Олимпийские игры и выиграла золотую медаль. Очень разозлилась, когда мне сказали, что я не выступаю в командном турнире. До последнего была уверена в том, что буду там выступать. И дала себе слово, что в личных соревнованиях сделаю все для того, чтобы выиграть. После короткой программы я шла второй, но мысли о том, что нужно попытаться удержать серебро, не было. Я шла бороться за золото и вполне отдавала себе в этом отчет.
Только потом в том самом отложенном на полтора месяца интервью Водорезова скажет:
– Командный турнир, который стал для Аделины столь сильным ударом, на самом деле переломил ситуацию. Она поехала туда в качестве запасной, посмотрела церемонию открытия, провела одну тренировку, увидела соперниц и поняла, что хочет выступать на этом льду и готова бороться. С этого момента Аделина начала переть вперед, как танк – тогда я, собственно, и поняла, до какой степени она – боец. У нас на глазах вдруг каким-то невероятным образом стало складываться все то, чему мы ее столько времени учили. На последней тренировке она каталась так, что Петя Чернышев, который ставил Сотниковой обе олимпийские программы, сказал: «Лена, мне страшно…»
И тут мы оба поняли, что в ближайшие часы непременно должно произойти что-то очень важное…
Согласно всем канонам сюжета, начинать писать о биатлоне следовало, конечно же, с мужской эстафеты. В высшей степени драматичной, но главное – победной. Та золотая медаль с совершенно выдающимся финишем Антона Шипулина стала у российских биатлонистов первой с 1988 года и, как водится, затмила все прочие результаты, включая три золота Дарьи Домрачевой – белорусской биатлонистки, каждый успех который на протяжении всех предолимпийских лет сопровождался всевозможными модификациями одной и той же фразы: «Домрачева? Так она наша, российская, в Нягани выросла, со Светой Слепцовой вместе начинала…»
Мне же запомнилось другое. Не победное эстафетное золото мужской команды, а драматическое серебро – женской.
Слепцова, олимпийская чемпионка Ванкувера, в состав олимпийской сборной не попала. Незадолго до тех Игр она призналась мне, что засыпает и просыпается лишь с одной мыслью – об Олимпиаде. Но в декабре 2013-го стало ясно, что шансов попасть в команду у Светланы нет.
Честно говоря, меня сильно удивили слова спортсменки, сказанные после Игр в адрес старшего тренера женской команды Вольфганга Пихлера.
– Вольфганг не виноват в том, что все так сложилось, – сказала она. – Просто он оказался не «моим» тренером, такое бывает. Это вообще большая удача, когда «твой» тренер вовремя оказывается у тебя на пути. А тренер сборной команды и не обязан заботиться о том, чтобы его методика подходила абсолютно всем. Мне, например, методика Пихлера не подходила, но в то же самое время мне очень нравилось в нем то, что абсолютно за все он отвечал сам. Как в случае побед, так и в случае поражений. И он был человеком слова…
Когда Пихлер только пришел в российскую команду в 2011-м, я довольно долго за ним наблюдала. Пыталась понять: кто он? Демократ? Диктатор? Или просто лентяй, который рассылает своим спортсменкам тренировочные занятия по Интернету, а сам предпочитает как можно дольше бездельничать в домашней обстановке?
После первого летнего сбора в Рупольдинге я поняла одно: тренерская профессия никогда не была частью жизни мгновенно ставшего популярным в российских биатлонных кругах немца. В ней сосредоточивалась вся его жизнь без остатка. И отдавался он ей с истинной страстью.
Отец Пихлера был тем самым человеком, кто когда-то основал в Рупольдинге биатлонный стадион. Его дядя тоже занимался биатлоном, даже выступал в Саппоро на Олимпийских играх. Наверное, поэтому сам Вольфганг хорошо запомнил 1972 год. В те времена биатлон в ФРГ был не бог весть как популярен. В первенстве страны, на котором производился отбор на Олимпиаду, участвовали всего двенадцать человек, и, когда национальная команда была сформирована, спортсмены обратились к Пихлеру-старшему с просьбой помочь с организационной стороной дела. Тот согласился – взял на себя все менеджерские обязанности. Ну а старший из сыновей оказался на подхвате: помогал отцу в офисе, а дяде в тренировках. Спустя несколько лет начал самостоятельную тренерскую работу – стал тренировать сборную таможенников по лыжным гонкам и биатлону.