Своя-чужая война - Владимир Матвеев

– Хватит, сестренка, – остановил Дарину Атей, потрясенный зрелищем не менее остальных. – Иначе воины превратятся в толпу и она, спасая себя, ринется на нас. А это иногда хуже, чем правильный строй воинов. В тесноте городских улиц уж точно.

Напряженная, не теряющая концентрации Игла коротко кивнула, и в тот же миг огненная птица свечой ушла вверх, а потом словно взорвалась, осыпаясь вниз мириадами быстро затухающих искр. Девушка медленно обвела площадь взглядом. И весь ее вид говорил, даже кричал: «Не заставляйте меня применять ЭТО против вас, но и не сомневайтесь, если в этом будет надобность – я не дрогну». А потом с достоинством развернулась и в окружении «верных», что смотрели на нее не менее преданными взглядами, чем на князя, вернулась за спину своего брата.

– Я понимаю, что вас всех держит здесь клятва вашему сюзерену, – в звенящей тишине раздался голос Атея. Он унял свою ярость, но загонять ее вглубь себя не стал, готовый отпустить в разгул в любое мгновение. – Вот только сами сюзерены, в отличие от вас, давно переступили через свою присягу, что давали королю и его семье. Как стая голодных бродячих псов устраивает драку за обглоданную кость, так и они устроили свару за трон. И ладно бы он не имел хозяина, возможно, это было бы и понятно. Но ведь это не так.

– Номинальный хозяин при смерти, – кто-то среди дружинников все же нашел в себе силы ответить. – А возможно, и мертв уже.

Потрясенная толпа так и стоявших в напряжении воинов из уже перемешавшихся графских и герцогских дружин заколыхалась и через мгновение выплюнула из себя пожилого, но еще очень крепкого благородного, который, видимо, и сказал эти слова. Один его глаз заплыл, правая рука висела на перевязи, на лбу из-под шлема торчала грязная повязка, покрытая бурыми пятнами. И лишь вислые усы, сверкая серебром седины, падали ниже подбородка, ярко выделяясь на пыльном лице. Именно по ним Атей и узнал этого разумного. А когда тот снял островерхий шлем, блеснув в свете костров лысиной, – исчезли последние сомнения.

– Стейн Ворчливый, барон Спайк, надо думать, – скорее утверждая, чем вопрошая, кивнул Атей.

– Именно так, ваша светлость, – склонил тот голову.

Ему ли было не знать, кто этот разумный, что стоит перед ним. Не раз барон согласовывал с ним или его командирами вылазки воинов в Лес Приграничья. Да и сам ходил с ними в рейды. Правда, был он тогда всего лишь вольным князем, и та аура власти, что буквально кружилась сейчас вокруг Атея Призрака, еще не была так явственна.

– Мне кажется, или вы, барон, должны сейчас быть со своими воинами далеко на западе?

– Я и был там, князь, а появился вновь в Карпейне лишь потому, что привез в столицу принца.

– А здесь что делаете? – взгляд князя обвел площадь.

– Пытаюсь убедить благородных, что сначала нужно решить проблемы с рузейцами, и лишь потом решать вопросы престолонаследия.

– И как, получается? – усмехнулся Атей.

– Как видите, – показал он сам на себя здоровой рукой. – Меня уже и не трогают, за малахольного считают, наверное. Да и слова убеждения закончились, если честно, – тяжко вздохнул Стейн Ворчливый.

– У меня их более чем достаточно, – зловеще улыбнулся князь. – Барон, где-то там за стеной щитов моих воинов находится замечательная девушка. Ее зовут Айлин Лепесток. Обратитесь к ней, а потом я надеюсь, что вы займете свое место в строю.

– Непременно, ваша светлость, – кончики безвольно висящих усов приподнялись вслед за расплывающимися в улыбке губами.

«Этот точно найдет», – вернул ему улыбку Призрак.

– Ирена, радость моя, – продолжая скалиться в сторону воинов высокородных, позвал жену князь. – Покажись, пожалуйста, своим бывшим подданным, а то у меня начинает заканчиваться терпение.

Появление принцессы оказалось той самой последней соломинкой, что переламывает спину лошади, несущей на спине тяжелый груз. Ну, или в данном случае стала той самой последней причиной, что кардинально изменила настроение среди вставших лагерем на Дворцовой площади воинов.

Княжна не стала говорить много слов, лишь с презрением бросила:

– Как вы предкам-то своим в глаза смотреть будете, когда придет время предстать перед ними? Как объяснять будете, что не сохранили землю, что они завещали вам?

И все. И больше ни слова. Лишь по-мужски сплюнула и снова ушла за стену «верных». А воины мятежных высокородных вдруг опустили свои головы и пристыженно застыли, понимая, что этот плевок был единственной реальной оценкой и наградой их поступков и действий.

– Я не прошу вас помогать мне и идти против сюзеренов, – прервал тишину голос князя. – Просто не мешайте. Я не хочу превращать Дворцовую площадь в один большой погребальный костер. Как вы уже поняли, это не оборот речи. И еще, – устало добавил он, когда взгляды поднимающих голову воинов, стали скрещиваться на нем. – У меня совсем нет времени на уговоры и справедливые суды. На западе погибают наши товарищи, сдерживая рузейцев, – мы нужны именно там. Да и самый справедливый приговор по такому суду для ваших сюзеренов, что решили разорвать свою страну изнутри, когда на ее пороге стоит враг, всего лишь один. Смерть.

На следующее утро, еще до восхода Хассаша, Атей Призрак уводил на запад в очередной раз увеличившееся войско, оставив наводить окончательный порядок в Карпейне свою вторую жену – Ирену Светлую. А провожали его не только жители города, что шептали охранительные молитвы вслед воинам. Им в спину смотрели мертвые, пока еще не выклеванные стервятниками глаза вздёрнутых на зубцах городской стены мятежных высокородных.

Слова князя Сайшат никогда не расходились с делами. Его суд был более чем скорым. И, по мнению большинства жителей Карпейна, очень даже справедливым.

На запад от Карпейна

– Да, не трясись ты, малой, – подбодрил своего соседа по строю бывалый ветеран, толкнув того плечом. – Умирать не страшно.

– Будто ты умирал уже, дядька Лабус, – на бледном лице молодого воина появилась слабая улыбка.

– Не умирал, Хтыня, – покачал тот головой. – Только вот я тебе что скажу. Пока мы живы – смерти нет, а когда умрем – нам будет уже все равно, какая она, – и себе под нос добавил: – Главное, чтоб не мучиться, чтоб сразу.

– Что ты сказал дядька?

– Ничего, малец, – ободряюще улыбнулся тот. – А гляди, и как всыплем рузейцам – вернёшься домой, все девки твои будут. Кто ж упустит такого геройского парня, что стоял на поле Последней Надежды.

– На каком поле?

– Воины прозвали это поле, – стал пояснять ветеран своему более молодому товарищу, – полем Последней Надежды. Здесь и сегодня решится все, малыш, – уже более серьезно проговорил он. – Ты, главное, стой крепче, наша сила в слитности строя. Покажешь врагу спину – умрешь сразу, это к гадалке не ходи. А вот будешь стоять – есть все шансы внуков на руках подержать, а то и правнуков.

– Рузейцы, рузейцы выходят, – раздались голоса самых востроглазых.