Ангелотворец - Ник Харкуэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они двинулись дальше. Коридор. Гостиные. Кухня-столовая.
А вот и шифровальная, где Эди работала до той ночи с Клариссой Фоксглоув и великого ограбления поезда.
У Теда Шольта вырвался тихий скорбный всхлип.
В шифровальной тоже были рескианцы; вернее, мужчины и женщины, когда-то считавшие себя рескианцами. Эди узнала парня по имени Пол, стеклодува. В прошлом году он подарил им с Фрэнки удивительной красоты бокалы для вина. Теперь он лежал на полу, незряче уставившись в потолок.
Она помахала рукой у него перед носом.
– Стяк, – сказал он.
Она махнула еще раз, и он произнес то же самое слово, с той же самой интонацией, и на миг ей показалось, что он все еще здесь, все еще в сознании, все еще Пол… и все же других ответов она добиться от него не смогла. Стяк, стяк, стяк, стяк… Тогда она испугалась, что теперь он не умолкнет никогда, и маленькое печальное словцо будет преследовать ее по всему поезду, но нет: сколько раз она взмахивала рукой перед его глазами, столько раз он его произносил. Когда она перестала это делать, он умолк.
Эди пошла дальше. Фрэнки, умоляю, только не говори «стяк».
У двери в отсек, который раньше явно был лабораторией Фрэнки, она обнаружила двух рескианцев, толпу солдат и горничную. Они шли вперед, мягко врезались в стены, отскакивали и снова шли вперед, словно надеялись, что стены поезда, сама его архитектура не устоит перед их упорством. Все они слегка приподнимались и опускались на ходу, и до Эди дошло, что они наступают на другого человека – или его труп, – медленно давя его и сравнивая с землей. Подойдя ближе, она увидела, что бедняга еще жив, но даже не пытается кричать; видимо, случившееся полностью лишило его чувства самосохранения.
Загвоздка: другой двери в лабораторию не было.
Загвоздка № 2: толпа потерянных душ перегородила ей путь и стерла бы в порошок всякого, кто встал бы между ними и их воображаемой целью.
Загвоздка № 3: Эди должна была каким-то чудом проникнуть за дверь, не впустив туда толпу.
А потом кто-то схватил ее за шею и ударил чем-то тяжелым. Из глаз посыпались звезды, Тед Шольт отлетел к окну, а ее кто-то начал душить.
Нет времени. Ее сейчас убьют. Задушить человека можно быстро. Перед глазами начало стремительно темнеть.
Она пришла в движение.
Перемести вес тела вниз. Неважно, что это мешает дышать. Дышать ты и так не можешь. Найди точку опоры, заземлись. Да, вот так. Теперь подберись поближе к нападающему. Отключи его руку, затем схвати под бицепс и развернись к нему спиной. На девяноста градусов и больше, отталкивая от себя этот бицепс. Выбрось руки вперед, будто хочешь толкнуть огромный рояль основанием ладоней.
Тай отоси.
Почти что Яма араси, только для душителей.
Противник перелетел через ее ногу и рухнул на стол. Тут же вскочил; по его лицу текла кровь. В этом поединке компромиссов быть не может. Нет боли, нет пути назад. Эди увернулась от следующего удара, плавным круговым движением схватила противника за шею и швырнула его спиной на острый угол полированного красного дерева. Она надеялась, что это парализует его хотя бы на пару секунд, однако противник оказался тяжелее, чем ожидалось, и она услышала хруст ломающегося позвоночника. Ирими-наге, но убивать-то зачем? Посмотрев на дряблое лицо противника, она его узнала.
Брат Деннис. Помощник Фрэнки в Аддэ-Сиккиме. Большой, добродушный, терпеливый Деннис.
– Черт! – вырвалось у Эди единственное хриплое, осипшее слово.
А потом она возненавидела себя. И возненавидела себя пуще прежнего, когда начала говорить, что у нее не было выбора, потому что выбор, конечно, был. Выбор есть всегда.
Этот фокус я освоила еще неопытной девчонкой.
Она подскочила к Шольту и обнаружила, что тот в сознании, но у него сломана левая ключица. Осторожно сопроводив его в пустой вагон, Эди велела ему сидеть на месте, открыла потолочный люк, подтянулась и вылезла на крышу поезда.
Наверху было тепло, стояла благостная тишина. Внезапно ей расхотелось возвращаться внутрь. Отчаянно захотелось не возвращаться. А потом она обернулась и увидела в хвосте поезда своих солдат. Соловей с надеждой смотрел вверх. Эди вздохнула.
Конечно. Он – и остальные – ждут, что она все исправит. Что она не испугается, не запутается. Кровавая Графиня не знает страха и упрека.
Она двинулась вперед, открыла вентиляционный люк и, затаив дыхание и молясь, спустилась в лабораторию Фрэнки.
В лаборатории было пусто. Посреди комнаты находился постамент, а на нем – выпотрошенный корпус странного устройства Фрэнки, рескианский футляр для гакотова творения. Внутри ничего. От потолка к постаменту тянулись спутанные спирали проводов и кабелей, – очень похоже на Фрэнки. В комнате царили чистота и тишина.
Эди начала неспешные, методичные поиски. Она заглядывала под столы и в шкафы, каждую дверцу открывая с ужасом: вдруг там Фрэнки? Один раз на нее выпала упаковка карандашей; она вскрикнула и швырнула их через всю комнату. Теперь у ее страха было новое лицо: а что, если Фрэнки здесь нет? Если она не в лаборатории, то где? Скитается в ночи, ничего не видя, не слыша и не соображая? Пожирает где-то снаружи трупы? Или ее забрали? Похитили? И ради этого устроили катастрофу? Эди знала одного человека, которому убийство тысяч невинных людей могло показаться отличным отвлекающим маневром.
Она осмотрелась и нашла ответ. Мелом на доске было начертано одно-единственное слово: «Эди!» Под ним лежал аккуратно сложенный листок бумаги. Записка. От Фрэнки.
Эди схватила листок и порывисто развернула.
«Эди, я знаю, что пришлют тебя. Ты приедешь и увидишь, что тут творится, и клянусь, мне очень жаль. Такого не пожелаешь никому. Знай, пожалуйста, что все это устроила я. Это не розыгрыш и не западня. Не проделки Сим Сим Цяня, русских или кого бы то ни было. С гордостью сообщаю, что это я, и я – идиотка. Со мной все в порядке. В сердце бури нашлось место, где поле было не таким мощным. Я увидела, что происходит, и сразу все поняла, мои гакотовы глаза поняли, и я встала туда, чтобы спастись. Я пыталась удержать при себе Денниса, но его забрала полутень. Думаю, он был зол на меня. Началось все с правды, и это было прекрасно. Так трогательно. Мы задавали друг другу вопросы и поздравляли друг друга, получая правильные ответы. Мы баловались с ложью, врали напропалую или украдкой, исподволь, а потом радовались, когда видели – хотя это не совсем видение, больше похоже на осязание, – что эта ложь не имеет